Молодой замолчал. На лице девчонки была написана невыразимая скука, её мать, судя по всему, испытывала то же чувство, но тщательно скрывала его. Старик, не знавший английского, тем не менее слушал рассказ сына с благоговением.
- Отведёшь их утром к тому дубу, что растет у плёса. Думаю, это единственное место, где удобно было купать коней. Да даже если это и не так, какая разница? Им нужен дуб – они его получат.
Загружая посуду в посудомойку, хозяин думал о том, что услышал. Похоже, рассказчика ничуть не смущало, что слушатели - соотечественники того самого громилы, что чуть не убил их прадеда. А ведь дед хозяина тоже воевал на той войне. И, между прочим, где-то здесь, в этих местах. Он и трактир, который потом стал кемпингом, купил именно здесь лет через десять после войны в память о своём боевом прошлом.
Дед поздно женился, поэтому хозяин помнил его только совсем древним стариком. Помнил и его рассказы о сражениях. Смешно, но у него тоже была история, похожая на ту, что рассказал этот иностранец. Только деду перед войной исполнилось не восемнадцать, а всего пятнадцать. И никакими предками-крестоносцами он похвастаться не мог. Предки деда – крестьяне, и управляться с сохой ему было намного привычнее, чем с винтовкой. Но кто-то от семьи должен идти в армию, а старшие братья уже обзавелись семьями. Вот и пошёл воевать дед.
Ему не повезло – не прошло и недели, как их часть попала в окружение. Дед отбился от своих и остался совсем один, да еще и раненый в руку. Он потерял много крови, ослаб, еле тащил ноги, когда вышел к озеру. Напился, промыл рану, и тут на берег вышли трое вражеских солдат. Другой бы попытался бежать, но дед понимал, что ему не уйти. Эти трое были сильны, здоровы, вооружены. Конечно, они бы его убили, но деда выручила крестьянская смётка. Он вскинул винтовку (в которой, кстати, не осталось ни одной пули) и закричал: «Вы окружены, сдавайтесь!» В этом месте рассказа дед всегда делал паузу, а потом объявлял: «И смелость победила!» Враги бежали, дед спасся. В отличие от предка иностранцев этот случай дед рассматривал, скорее, как иллюстрацию бессмысленности всего, что происходило на войне. В конце рассказа он всегда прибавлял – мол, встретились бы враги похрабрее, не было бы на свете ни тебя, ни твоего отца.
Утром сын хозяина повёл иностранцев к дубу. Те долго фотографировались, о чём-то оживлённо переговариваясь. Молодой насыпал земли из-под дуба в припасенную заранее баночку, а старый прослезился. Сын хозяина поглядывал на рыжую девчонку и с сожалением думал о том, что им нельзя поменяться местами. Он бы с удовольствием стал военным, но отец и слышать не хотел о такой карьере для сына. Он всегда говорил, что хватит того, что его дед и отец были пушечным мясом, и что он не хочет расплачиваться родной кровью за чужие игры.
Рыжая девочка по-прежнему скучала. Её утомляла вся эта поездка с предками и набившие оскомину рассказы о прапрадеде. Вот сын хозяина кемпинга – прикольный парень, с ним бы пойти на лодке покататься, или поплавать, а не торчать тут под дубом. Девочка окинула дуб скучающим взглядом и вдруг увидела большого чёрного ворона. «Какой огромный! – подумала девочка, - наверное, очень-очень старый, как дед!»
Но ворон был значительно старше деда. Что, впрочем, никак не сказалось на его памяти. Он внимательно разглядывал людей, нарушивших его покой. Рыжая девочка… Знакомое лицо. И у паренька, что заинтересованно поглядывает на неё – тоже. Такие же точно рыжие волосы были у того, что когда-то купал здесь коней. Он выглядел таким смешным – рыжий, худой, несуразный, с белой до синевы кожей. Он плавал на глубине, подначивая плохо держащегося на воде напарника, когда из кустов вышел другой, тот, что похож на паренька. Совсем маленький, грязный, в крови. Огромная винтовка сгибала мальчишку пополам, но он тащил её, бесполезную, без единого патрона.
Напарник рыжего вскочил на коня и исчез в кустах. Маленький вскинул винтовку и крикнул: «Руки вверх!» срывающимся детским голоском. Рыжий подплыл к берегу и вышел из воды. Они уставились друг на друга: рыжий, голый, синий, дрожащий от страха и от холода, и маленький, раненый, изнемогающий под тяжестью винтовки, в которой не осталось ни одной пули. И каждый увидел в глазах у другого ужас. И от этого каждый еще сильнее почувствовал свой страх, свою беспомощность и уязвимость. И каждый подумал, что видит себя в зеркале.