— Ты очень ревностно служишь, — ответил царь, смотря белесыми, светлыми глазами мимо Державина.
Оскорбительное пренебрежение царя было невыносимо. Кровь ударила в голову.
— А если так, то я иначе служить не могу. Прощайте. — Державин поклонился и, не ожидая ответного императорского кивка, повернулся и ушел.
Так закончилась его карьера, и все прежние заслуги были преданы забвению.
Стоило ли из–за этого всю жизнь лезть из кожи вон?
Он жаждал славы государственного мужа, а увенчала его славой Поэзия, для которой он урывал лишь часы досуга. Ах, боже! Как мало урывал он ей часов! Если бы можно было начать жизнь заново…
И этот мальчишка чтит его выше героев, выше Орлова, Румянцева и, страшно подумать, самого Суворова — за нее, за Поэзию.
Титло первого российского поэта и титло генералиссимуса. Что дает право на бессмертие?
И со светлой гордостью припомнились его же собственные стихи — подражание оде Горация, — которые он прикладывал и к себе:
А лицеист читал дальше. Он славил героев последней войны, победу над непобедимыми армиями Бонапарта.
Державин подался вперед и привстал, чтобы лучше слышать. Сама Поэзия говорила устами этого юноши.
С дерзостью, на которую даны права одним только настоящим поэтам, которую он сам ощущал в себе в лучшие, упоительнейшие минуты вдохновения, когда писал «Водопад», «Фелицу», этот юнец соединял слова в строки, которые заставляли в ответ на них трепетать сердца.
Державин всегда о смерти думал спокойно: «Ничто от роковых когтей, никакая тварь не убегает». Но что будет с российской поэзией, когда он умрет? Поэтов вокруг много, нет лишь первого, которым бы держалась гордость, слава и честь российской литературы, который в трудные для нее времена, — а для истинной поэзии все времена трудные, — не даст ей пасть до ничтожества, до одного лишь кропания подносных од и сочинения застольных песенок.
Кто он, его наследник? Гаврила Романович старался прозреть будущее, пристальным оком следил за молодыми.
В его столе валялся где–то листок, на котором он написал:
Написал и забросил. Хороши, сладкозвучны стихи Василия Андреевича. Милый он человек, а жидковат, чтобы надеть державинские доспехи.
Но сегодняшний лицеист…
И Державин почувствовал, что слезы радости застилают ему глаза. Не замечая того, что начал думать вслух, Державин торжественно произнес:
— Вот кто заменит меня.