Неожиданно Ставриха увидела, как Ком заступил дорогу Липке, дочери пахаря
Честимила. Липка шла от родника с полными ведрами на коромысле, а Ком остановил
ее так, чтобы прикрыться от людей кустами малинника и не пропускал явно сердитую
на него девушку.
«Что удумал-то? – всполошилась Ставриха. – Знает же шельмец: Липка Суховею
рушники вышивает! Негоже девку-то с дороги сбивать. Да и молод больно Ком-то,
даром что вымахал словно ослоп11. Он даже посвящения еще не прошел, а туда же к
девкам его тянет, охальника. Как есть в отца - переметника».
Большуха было приостановилась, чтобы разобраться в чем там дело, но тут до нее
донесся чей-то крик:
- Тетка Ставриха! Скорей, тетка Ставриха, там большак пришел, Суховея привел …
израненного!
Зашлось сердце материнское: Суховей?! Израненный?! А как же Ратьша и остальная
дружина?!
Бросилась она вслед за мальцом, который вести принес, а тот все тараторил:
- Ставр-то Буриславович и шкуры приволок. Медвежью, большущую и лосиную.
Говорит лося-то Суховей добыл. Там они, у поруба. И тетка Вышатиха уже там.
Прибежала, – задыхалось чадушко от глупого восторга и быстрого бега.
***
- Липка, сходи-ко по воду, пока не стемнело! Да из родника принеси, не речной, –
приказала Задора – старшая жена ее отца.
Липа подхватила дубовые ведра и, повесив их на коромысло, отправилась по воду.
11 Ослоп – жердь.
33
Вечерняя заря на заходе окрасила небо красным всполохом, теплый воздух стоял
неподвижно, звенели над ухом комары. Далеко на востоке полыхали зарницы,
беззвучно и от того таинственно и страшно.
Девушка шла по утоптанной уже тропке к роднику, бьющему из-под камней в
глубоком провалье сразу за селищем. Овраг, поросший густым малинником,
тонкоствольной лещиной и колючим шиповником извилистой раной разрезал землю и
одним концом уходил в реку, другим терялся в лесу. Сейчас здесь было сумрачно и
тихо, все звуки людского поселения глохли, терялись, под сводами берез и ольхи,
росших по крутым склонам провалья.
Липка невольно поежилась и прибавила шагу: скоро ночь – пора нечисти и
неприкаянных духов. Внизу воздух был прохладным, наполненным устоявшимся
запахом влажной земли, гниющих листьев, грибов. Тропа, перевитая корнями, чернела
под ногами тонкой стежкой.
Юница споро сбежала по дорожке и стала торопливо набирать воду берестяным
черпаком, висевшим тут же на ветке лещины, оглядываясь и прислушиваясь к шорохам.
Внезапно в глубине леса раздался дробный бой дятла. Липка вздрогнула и вода,
выплеснувшись из ковша, замочила подол ее поневы.
Девушка досадливо сморщилась: мать задаст трепки, чтобы была аккуратней. Не
дело девке с мокрым-то подолом по селищу шастать – засмеют неумеху-то.
Набрав воды и, отряхнув подол вышитой поневы, Липка подняла тяжелые ведра на
плечо. Распрямила спину и легкой поступью, словно и не было на плечах тяжелого
груза, стала медленно подниматься наверх провалья. Принести наполненные до краев
ведра, не проронив ни капли, значит показать себя во всей красе. Носишь ведра
полными – рачительная хозяйка, не прольешь ни капли – старательная и умелая.
У самого верха вздохнула облегченно, сбрасывая страх и напряженность сумрачного
оврага, но тут же, почувствовав чье-то присутствие, оглянулась, свободной рукой нанеся
на себя обережный знак.
Из-за кустов малины на тропу шагнул Ком и заступил ей дорогу.
- Чего шастаешь-то, мухортый? – не довольно проворчала Липка, ступая в обход него.
Но Ком передвинулся вслед за ней, снова преграждая путь.
- Пусти! Ну. Чего надо-то? – возмутилась Липка.
Ком смотрел на нее, поблескивая потемневшими от волнения глазами.
34
- Лип, ты это, – прошептал он сорвавшимся голосом, – не ходи за Суховея. Меня
дождись, век в холе и радости жить будешь.
- Чего? Заполошный, под носом-то утри, – рассмеялась Липка и, отодвинув плечом
парня, шагнула мимо, красиво изогнув стан.
В это время и услышала она крик Бубанька, Воротилова мальца. Вздрогнула всем
телом, словно о камень запнулась. Ведра качнулись, расплескивая на землю воду, но
Липка этого даже и не заметила. Быстро пошла она к своему дому, а сердце так и
рвалось из груди: что там случилось?
Ком прошел мимо, обгоняя, и зло прошептал:
- Слыхала? Калечный твой Суховей! Теперь сама придешь, да я погляжу, принять ли. А
приму – взвоешь.
Ком знал, о чем говорит: из парубков, прошедших посвящение, Суховей один не
мужатый-то и остался. Остальные или совсем малыми были, или в ватаге Кома. И им
еще предстояло в лес идти, да и не пойдут они против его, верховодова, слова-то.
Но не это было для Липки главным: она бы и женкой пошла к дролюшке-то, но ее
сердце уже давно прикипело к Суховею, еще до того как она впрыгнула в девичью
поневу.
«Ежели уж, что с Суховеем случилось, то лучше в болота, к кикиморам, но за Кома ни
за что не пойду», – решила Липка.
А Суховей со Ставром, скрывшись в порубе – им предстояло провести здесь ночь и
почти весь завтрашний день, постясь и очищаясь, – довольно растянулся на охапке сена.
Его тело ныло от боли, содранную кожу на лице саднило и щипало, но он почти не
замечал этого. Перед его глазами стояли огромные глаза Липки, встревоженные и
любящие. Она не могла подойти близко и стояла, спрятавшись за кустом калины, но он
увидел ее, а больше ему ничего и не было нужно.
- Ничего, паря, вот завтра потом-то в мыльне изойдешь, вся хворь из тебя и вытечет.
Пар – первое дело при таком деле, – миролюбиво проговорил Ставр, располагаясь
рядом.
- Скажи-ко, вящий, почему мы женщину любим? – спросил Суховей, глядя в черный
потолок.
- Женщину? Ты ж в Доме жил?! – удивился Ставр. – Неужто ничего не понял?
35
- В Доме-то не так, там все по-другому было. Без любви. А я хочу понять, почему
сердце заходится, когда ее видишь? Почему о ней одной думы в голову идут? Тревога за
нее дышать не дает.
Ставр помолчал, обдумывая вопрос Суховея.
- Я так разумею: это происходит потому, что только ей одной мы можем не
доказывать свою храбрость и силу, но решаемся открыть всю слабость и страх, понимая,
что она не оттолкнет, не засмеется и не предаст. Это перед другими мы пыжимся,
хорохоримся, перед ней этого делать не нужно. Рядом с ней наш настоящий приют,
здесь мы отдыхаем душой и сердцем. С ней мы настоящие, всегда. Если ты чувствуешь,
знаешь, что она в силах увидеть тебя не глазами – сердцем, только тогда ты отдаешь ей
всю душу. И такая женщина рождена только для тебя. Она это ведает, и ты ведаешь …
без слов.
Глава 5
Конец лета – время сбора сильных и злых трав, кореньев да грибов. Большуха, по-
иному баушка, медленно брела по лесным полянам, мочила ноги в болотах, утопала по
колено в вязком иле реки. Для нее настала хлопотливая пора сбора былья для особых
магически сильных зелий.
Тягучую думу думала Ставриха – старшая мать рода Славичей. Многое было дано ей и
бабничать – роды принимать, и бабить – нашептыванием кровь остановить, простую
болезнь излечить, а то и бабкать – ворожить на общее благо. С разгулявшимися
домашними духами, опять же, только большуха управиться может. Но Яге дано намного
больше. Она живет на грани живых и мертвых миров – Яви и Нави. Ей подвластны
живые духи Земли и духи четырех стихий. Умертвия и прочая нечисть, боится ее не в