говорить. И был тот мужской совет очень важным, потому как в это время сами боги
помогали принять верные решения, пособляющие роду прожить весь следующий год в
мире, без скудости и голода.
Первым делом выслушали разведчиков, которые были направлены во все стороны от
места их поселения. Они и рассказали о том, какие люди живут по соседству. Оказалось,
что не одни Славичи поселились в этих краях, и другие словене облюбовали здешние
светлые и густые леса. Несколько таких селищ было обнаружено разведчиками, но,
слава богам, стояли они на достаточном расстоянии, чтобы не мешать друг другу. Это
было и хорошо, и плохо. Хорошо – потому как теперь не было необходимости стеречься
своих же парубков, которые во время посвящения нападают на поселения людей,
грабят и порой даже убивают. Да и девок в жены лучше из другой славянской семьи
брать, воруя их во время таких набегов. Плохо – потому что теперь и самим стеречься
придется – ведь и в тех селищах парубки имеются и им тоже могут приглянуться их
умелицы-красавицы, а кому же охота искусных мастериц, да родимых дочерей в чужие
рода-семьи отдавать?
43
Крепкую думу думали мужики, мозговали да рядили, как лучше зиму пережить, как
на следующее лето с пашнями да постройкой домов управиться. А как сгустились
сумерки до ночной темени, зажгли главы семей, приготовленные заранее факела, и
понесли домой освященный богами огонь, который будет согревать их домочадцев до
самой весны. Тогда добудут молодые и удачливые мужи другой огонь, разожженный
при помощи трения. А до той поры матери не оставят свой очаг без присмотра дабы не
дай великая богиня Макошь не угас не потерялся сей лучик надежды и тепла во время
правления лютой богини Мары-Зимы.
…
К приходу Вышаты и его старших сынов, к которым теперь по праву женатого,
присоединился и Суховей, в земляне все было готово: Верея с поклонами и заговорами
уложила в печь бадняк – особый дубовый обрубок, – осыпала его мукой, зерном и
солью, полила маслом и медовухой.
Липка, вместе со старшими невестками и младшими сестрами Суховея, ловко
накрывала на стол, но как только в избу вошли мужчины, потупилась, покрывшись
жарким румянцем. И то не был румянец смущения – в том, что должно произойти
между нею и теперь уже ее мужем, не было ни тайны, ни греха, а потому и не могло по
этому поводу быть никакого стеснения, то был жар молодого тела, с нетерпением
ожидавшего возможность подарить миру еще одну жизнь.
Вечеряли тихо, степенно, чтобы уважить новый семейный огонь. После застолья,
Верея кивнула старшей снохе, и они вышли из избы, прихватив с собой овчину.
Через несколько минут они вернулись и принялись за обычные дела, а Суховей с
Липкой поднялись из-за стола, поклонились домашним чурам, установленным в
красном углу и, взявшись за руки, пошли к выходу.
Опустила Липка голову: не о такой свадьбе мечталось ей, не так грезилась и первая
ноченька, но что уж тут поделаешь, видимо такую судьбинушку выткала для нее Доля в
своих чертогах горних.
Как только вышли на свежий воздух, вздохнул и Суховей:
- Хорошо хоть не в общей избе положили, – буркнул и сжал ладонь Липки. – Завтра
же свой закут рыть начну.
И вдруг неподалеку от них, за ближайшей землянкой, кто-то из молодых парубков
выкрикнул первоночную запевку:
- Гусь за утицей бежал, молоду жену топтал!
44
Послышался смех и уже другой голос подхватил залихватски:
- Молодой, молодой гойло14 дюже не жалей, чтоб к утру как вол устал, сено до земли
промял!
Улыбнулся Суховей, и Липка голову выше подняла: не совсем уж и буднично.
Провожают люди, отвлекают на себя злых духов, значит – быть в их семье любви и ладу.
А парни все не унимались, и до самого рассвета слышались вокруг клети, в которой
умастили мать со старшей невесткой им постель, топот, смех и откровенные советы
молодым.
А раным-ранехонько, еще до свету, услышала Ставриха мощный зов Яги.
Всполошилась, спешно вышла к околице, чтобы услышать невероятное:
- Дитя Липки, которого она сегодня понесла, беречь как зеницу ока! Будет оно
непростое – самой богине Ладе предназначенное!
Глава 6
Закружила осень листьями, заплакала горючими беспросветными дождями по
умирающему солнышку, с каждым днем все больше терявшему и силушку свою, и
былую яркость.
Затаилось огнище, притихло в тревожном ожидании. Со дня на день придут в селище
звери лютые – слуги мрачной богини смерти Мары да подручные зловещего Чернобога,
чтобы увести из домов молодь и убить на глазах у всего рода. Будут их души
неприкаянными жить в лесах непроходимых, мучиться лютым холодом и голодом
изводиться, чтобы потом возродиться к жизни уже в другой ипостаси. И потому
кручинились матери, поглядывая на своих сыновей: как-то перенесет душенька ее
чадушки пытки злые, вернется ли родимая из мира Нави? А сын воротится ли домой
обновленным, мужчиною сильным все невзгоды преодолевшим?
И вот – дождались! Залаяли рано поутру псы, зашлись лаем злым, до хрипоты глотку
рвавшим. Пошли по огнищу волхвы в шкуры звериные переодетые, застучали клюками
по дверям землянок, вызывая на свет божий парней для испытания пригодных.
14 Гоило – фаллос.
45
Взвыли матери, нахмурились отцы, понурили головы и сами молодцы. Провожали их
всем селищем до самой реки, голосили матушки, вырывая волосы со своих голов и
раздирая от горя грудь белую. Плакали девушки, провожая тех, кто уж приглянулся.
Кручинились мужчины, зная, какой жизнью придется жить парням ближайший год – не
все выдюжат, не все вернутся к очагам родимым. Отбор будет суровым и
беспощадным, но такова уж жизнь – остаться должен только тот, кто докажет свое
право на продолжение рода.
А волхвы переправили парней на другой берег, где уж ждали приговоренных
жрицы-кикиморы. Схватили они ребят за кудри, с криками да диким смехом выволокли
из лодок. Засвистели плетки-семихвостки, батоги да пруты гибкие, обрушились на
спины парней, раздирая ткань и плоть. Залились кровью рубахи, а кикиморы сорвали их
и подняли высоко над головами, показывая стоявшим на другом берегу, что отныне нет
уж тех парней в живых. А потом уволокли, избивая, за болота, в чащу непроходимую, да
и бросили в овраге глубоком, как будто в могиле похоронили – должны ребята сами
прожить в лесу без помощи старших. Кто выживет, тот к следующему испытанию
перейдет.
Ком приподнял голову, еще гудевшую от ударов. Разогнул спину, залитую кровью,
сплюнул, закашлялся и снова со стоном повалился на мокрую пожухлую листву.
Глубокий овраг, куда скинули их кикиморы, густо зарос кустами малины, ежевики и
орешника. Солнца не было: серые тучи низко нависли над лесом, было сумрачно, сыро
и холодно.
- Ком, – тихо позвал кто-то из ребят, – что теперь делать-то будем?
Все знали, как уводят кикиморы из селища парней – не раз видели, но вот что
ушедшим предстояло дальше, никто из них не ведал. Ибо было то тайной, которую ни
один из вернувшихся из мужского дома не открыл: каждый сам должен преодолевать
трудности, да и были они для каждого своими.
- Что и собирались, – зло ответил Ком, с трудом поднимаясь на ноги. – Вместе
держаться нужно. Теперь, судя по всему, мы сами по себе. Землянку рыть надобно –