своей дочерью? Выйдет – приняли боги их жертвы, осветили своим присутствием новое
поселение. Не выйдет – последует второй круг жертвоприношений.
Но видно угодили они богам, хороших чистых людей послали они в небесные
чертоги: вышла на поляну у холма олениха со своей дочерью и стояла покорно, пока
охотники не закололи их для пира.2
После братчины начался особый танец-ритуал.
Вышли в круг два воина: славный Борич и не менее храбрый Бранник.
- До первой крови! – крикнул кто-то из зрителей.
- Тому и быть – согласились оба воина.
И начался бой-пляска. Пошел по кругу широкоплечий Бранник, запустил в волосы
могучие руки, встряхнул кудрями русыми, совершая древний воинский обряд. Вторил
ему и Борич – верткий и сухопарый, но обладающий силушкой немерянной. Он, схватив
себя за бороду, притоптывал и покрикивал, призывая духов-свидетелей.
После этого действа оба впали в особый боевой транс – уже ничто не могло им
помешать выполнить намеченное. Отступили на задний план и крики, и смех
сородичей. Один только соперник и приковывал их внимание, одному только богу
покровителю воинов – Перуну и подчинялись они. Вышли воины из привычного
общечеловеческого пространства, перебрались в иной пласт бытия, где и время-то
текло иначе, и чувства были другими. Обманчиво расслабленное тело воина-танцора
реагировало теперь не то, что на действие соперника – оно улавливало малейшее
дуновение ветерка.
Тут и музыканты подоспели. А какой же ритуальный поединок без музыки?! Без нее
только злость из человека и прет, а с музыкой – разудалое действо, которое она и
поддержит, и остановит вовремя.
Полился древний напев по-над кронами вековых деревьев, над поляной, полетел над
склонами кургана, никогда прежде людей не видавших.
Низкие, мужественные звуки гуслей и бубнов будили в душах людей нечто затаенное,
доставшееся от предков, устойчиво неизживаемое, сильное.
1 Крада – жертвенный костер.
2 Добровольный выход оленя к ритуальному пиршеству существовал на самом деле и был не раз описан свидетелями
вплоть до 16 века.
17
Им вторили высокие, дребезжащие звуки жалеек и рожков, взрывали в сердце
неведомую отвагу и, раздражая, дразнили, подталкивая нетерпеливо выплеснуть все,
что накопилось, что не давало покоя по ночам, все, что будоражило и заставляло
хрипеть сердце от тоски неминучей.
И воины не остались равнодушными, столкнулись грудью, пробуя силу соперника,
повернулись на месте, еще не давая воли кулакам. Потом расступились и начался
поединок.
Бились воины, словно неслись в залихватской пляске, с подскоками и присядками.
Выбрасывая ноги и взмахивая руками, только в этом танце за, казалось бы, простыми и
неопасными движениями была скрытая неведомая врагам силушка, смертельная и
непонятная.
Недолго оставались на своих местах и остальные мужчины, вот уже налились их лица
краской, отяжелели кулаки, сжались, так не терпелось и им вступить в схватку.
А музыканты это почувствовали, и вмиг изменился ритм наигрыша. Теперь слышался в
музыке и простор степей, и шум листвы в древних священных дубравах, и тяжелая
поступь вражеской армии, и визгливые выкрики их командиров.
Первыми не выдержали мужи недетные. Загорелись их глаза удалью молодецкой,
вышли они на поле, встали стенка на стенку и пошла потеха. Бились, словно в пляске
неслись, только и слышалось покрякивание да похрустывание.
За парнями не сдержались и старшие. Встали в строй и словно преобразились в один
миг. Теперь не было среди них ни пахарей, ни охотников – все были воями. Да такими
что не уставали от боя их руки, не подгибались от усталости ноги – сама земля отдавала
им свою силу от того и назывался тот бой рукопашным – сила в руки от родных земель-
пашен переходила. Не возможно было такого воина одолеть в одиночку – потому и шли
вороги на их исконные земли тьмой немерянной. Подавляли славян не единоличной
силой, а числом.
А музыка все не умолкала, объединившись в одну мощную волну, она топила в себе
все чувства, кроме неустрашимой народной мощи. Раскачав собой память, в которой до
этой поры таились и боль расставания с родными могилами, и отчаянная отвага долгого
пути, и надежда, и вера в лучшую жизнь на новом месте, теперь выплескивала все это в
разудалом бое-игрище. И где-то в глубине задохнувшихся сердец давно зрел и искал
выхода отзыв, который не мог дольше оставаться в душах этих людей. И музыка широко
распахнула их души, бой дал способ снять невероятное напряжение.
18
И мужи, подчиняясь музыкальному ритму, который сначала ждал их отклика, потом
требовал, все сильнее, все напористей и нетерпеливей накатывая неудержимой
волной, ответили разудалым всплеском своих сердец.
В последний черед вышли на поле старчины, котором было уже под век3. Вышли
степенно, не торопясь, как молодые парубки-петушки, не хорохорясь, как их отцы и
старшие братья. Стали плечом к плечу со своими потомками и взмахнули руками –
словно косой прошлись. Древняя магия крылась в том движении: не прикасаясь, почти
лениво, раскидывали они соперников. Такого умения только опытные, настоящие вои-
витязи и могли достичь.
А что же женщины?
Не остались и они равнодушными: ведь с древнейших времен иные из жен
сопровождали мужей на поле брани. Помогали мужам своей неведомой женской
магией.
И сейчас глубоко дышали матери, жены, сестры, следя за боем. Сжимались их
пальцы на воротах сорочек. Глаза смотрели на бьющихся, но словно видели они не то
что происходило сейчас перед ними, а зрилось им сквозь тьму времен и вставали перед
ними предки, в боях погибшие, слышались отголоски былых сражений. И лилась,
лилась их премудрость древняя, женская сила отчаянной любовью и верой
поддерживающая и охраняющая ненаглядных.
В том и был секрет родовой силы и непобедимости: не было в ней чужих и лишних,
все были своими – родными и близкими. И действо это не было только делом воинов,
но являлось сакральным выражением всего родового единения, его воли и правды
РОДа (сородичей), РОДа Небесного(предков) и РОДа – Всевышнего Бога.
Но вдруг остановилась, замерла музыка. И тут же, подчиняясь ей, распалось и
воинство. Натужно вздыхая, оглядывались недавние противники в поисках виновника,
неуберегшегося от рокового кровавого удара, встряхивали густыми кудрями, прогоняя
остатки наваждения. Послышались смешки, улыбки озарили суровые лица. Крепко
жали мужчины друг другу руки в знак мира и согласия, потому как нечего им было
делить, не бывало в роду неразрешенных свар и затаенных обид.
Но женщины еще не пришли в себя. Поднялась со своего места большуха, раскинула
широко руки-крылья и поплыла на круг, словно лебедушка.
Высокая, дородная, могучая, подстать мужу. Она могла одним движением бровей
осадить не в меру разгулявшихся паробков, да и мужатым спуску не давала. Но сейчас в
3 Век в древности обозначал сто лет.
19
ней вдруг проступила и девичья грациозность, и легкая невесомая поступь, словно и не
было за ее плечами долгих лет и тяжкого труда. Невероятная внутренняя красота вдруг
озарила ее лицо, сделав неописуемо красивой – женщиной-богиней, берегиней,
хранительницей очага, озаряющей мир светом духовности, доброты и любви, высшим