XXI
века, но колоссальные для века нынешнего, были для них истинным откровением. И если наш будущий бизнес пойдет так, как сейчас отражается в их шокированных глазах, то придется нам выкупать в разных городах Европы, как минимум, по зданию в год, при этом нанимать не семь человек охраны, а целую армию. Проблем с получением денег тоже не было никаких. Прибыл в банк, предъявил сертификаты князя Вишневецкого и метрическую выписку на князя Каширского Михаила, сына Иоакима, составленную на латыни, двумя экземплярами которой, озаботился еще дома. Деньги в сумме четыреста пятьдесят шесть тысяч золотом чистыми (на маржу улетело четырнадцать тысяч, а если перевести на серебро, то все пятьдесят восемь) были, выданы, сосчитаны и погружены на принадлежащий страховой компании корабль. Отчалили мы немедленно и в Малагу прибыли совершенно без происшествий. Текучка затянула настолько, что счет дням потерял. Правда, изредка ездил в гости к Изабель, а еще на адрес компании частенько приходили из Мадрида письма от наших девчонок. Любушка и Танюшка писали о своих радостях и огорчениях. Многим девчонкам уже даже хотелось сбежать, но я им отвечал, обращался ко всем и говорил, что мы их любим и ждем с победой через год и три месяца. А сейчас всех этих писем собрался целый мешок. Казалось бы, только что ребята вернулись с грузами из Толедо, а на внутреннем рейде порта бросил якорь “Алекто”. С удивлением понял, что три месяца-то уже прошло. Тогда-то я и узнал множество новостей, а также о том драматическом, но победном бое, произошедшем на острове Ла Пальма в начале этого лета. Грузились три дня. Забили не только трюмы, но и свободные места на палубе. Различных товаров натащили столько, что утонула даже ватерлиния. Команда работала споро, не смотря на то, что все тридцать три члена экипажа, без учета меня, Кривошапки и Васюни, были новичками. Но, ничего, серьезных штормов не предвидится, поэтому, в том, что благополучно дойдем к пункту назначения, даже не сомневался. Тем более, что из числа вновь изготовленного оружия, на мой корабль Иван выделил двадцать две винтовки, а револьверов — тридцать три, то есть, снабдил каждого матроса. А холодное оружие у каждого воина было свое собственное. На второй день, по прибытию корабля, распрощался с обитателями замка, с падре и сельскими старостами, забрал Луизу с ребенком, ее отца и младшего брата, и убыл в Малагу, где переселился в собственную каюту. Уж очень хорошо старый вдовец Педро набил руку на изготовлении винтовочных прикладов и револьверных щечек. Когда ему только намекнул, что могу организовать свободу и безбедную жизнь, он ни минуты не сомневался, оставил хозяйство старшему сыну и последовал за мной. На палубе меня уже ожидал и Энцо Раванелли с двумя помощниками. Это младший сын венецианца-краснодеревщика, который два года назад обустраивал замок в феоде Сильва. Кстати, спальный гарнитур и кабинет изготовил именно Энцо. В мастерской отца от старших братьев стало слишком тесно, и он решил перейти на собственные хлеба. Мой заказ подвернулся ему как нельзя кстати. На следующий день подошли девятнадцать корабельных плотников. Собственно говоря, это были завербованные мной младшие сыновья мастеров, которые получили аванс по пять золотых дукатов, и были просто счастливы пристроить к делу своих отпрысков. На верфях Малаги пробиться им было не судьба. В отношении собственных корабелов больших иллюзий не питаю, с полгода только древесину придется готовить. Но все равно, каждый из четырех должен будет заложить по два флейта. Отношусь, конечно, с сомнением, что к выпуску капитанов они успеют построить хоть один каркас, поэтому, в Малаге смог разместить заказ на семь кораблей, а в Барселоне — на девять, и все по типу моего флейта. Ну, а остальное придется покупать, благое дело, в средствах не стеснен. Все вечера, пока шла подготовка к отправлению, расположившись у выносного столика на квартердеке, ребята рассказывали мне о жизни на острове и всех других новостях. Оказывается, когда прибыли батюшки, у нас начались массовые венчания. Так что сейчас ни одной взрослой свободной девчонки не осталось, все вышли замуж. Правда, Иван и Рита не женились, лишь объявили помолвку. Говорит, что если его посаженным отцом согласился стать доктор, то посаженным отцом его невесте никто кроме меня быть не может. К сожалению, получился серьезный демографический перекос, три сотни воинов на неопределенное время остались без потенциальных невест. И хоть Иван их предупредил самой страшной карой, чтобы те не терроризировали мужиков и не шастали к их бабам, но все равно, с этим придется что-то делать. И в самое ближайшее время. — Все четыре шебеки отремонтированы полностью, — Петро сейчас рассказывал о судьбе трофеев, добытых островитянами в бою с берберийскими пиратами, — Три месяца мы на них тренировались и выходили в море. Далеко не уходили, так как море слишком штормило, но наличие весел для плавания при таком волнении, это очень умное дело. Главное, причаливать удобно. — К твоему сведению, Петро, западное побережье Африки всегда постоянно штормит. Потому-то и прижились здесь парусно-гребные суда. Но молодцы, ребята, захватить с берега целых четыре шебеки, это подвиг. Всех повышу в звании до сержанта, а Стоянову дам лейтенанта. — Да, сир, Стоян воин серьезный, у нас его уважают. Так они пятую тоже вытянули, правда, сейчас от нее ничего не осталось, все растащили на ремонт повреждений других шебек, но ни одна пушка с нее не утонула, — уточнил он. — А каронады льют или нет? — Да, сир! Все задачи, поставленные в Хаджибее, выполняются. Считайте, с “Ирины” мортирку и те шесть дрянных пушечек убрали, двадцать четыре с трех выкупленных шхун, восемьдесят с шебек и шестнадцать пушек с флейта сняли и все переплавили. Получилось после литья сто девяносто девять каронад. Так что у нас пятьдесят три ствола в запасе, но скомплектовать смогут только штук двадцать, господин полковник говорит, что твердого дерева на лафеты не хватит. — Ничего страшного, мы сейчас грузим африканскую древесину на мебель для дворца, скажу, что бы загрузили немного больше. А те орудия с двадцатипушечного флейта отложили? — Не отложили! Уже установили! По пять на два укрепления в порту и по четыре на два укрепления у цитадели. И по одному на бак каждого флейта. Даже запальные замки везде поставили. Провели испытания, так эти орудия лупят новыми снарядами точно так же, как и наши, на полторы мили. Тем более, калибр одинаков. Теперь безнаказанно войти в бухту ни одна эскадра не сможет, а с нашим оружием и со стороны пляжей никто никогда не прорвется. — Отлично. Но мне удивительно, что артиллеристские бастионы уже готовы. — Сир! Весь световой день никому нет ни минуты покоя, ни лыцарям с женами, ни казакам с казачками, ни мужикам с бабами. Рассказать вам наш распорядок дня? — дождавшись моего утвердительного кивка, Петро продолжил, — Подъем с рассветом, в шесть утра, абсолютно для всех, кроме непраздных казачек и баб. Пока воины бегут кросс и занимаются комплексом физо, все остальные обязаны взять в каменоломне и перенести в заранее намеченное архитектором место по три камня. Мужики тащат большие, килограмм по пятнадцать-двадцать, а женщины — маленькие, килограмм восемь-десять. На три захода получается ровно один час. Затем очередь таскать камни приходит и нам, воинам. Тоже по три захода, но мы управляемся за полчаса. Точно такой же моцион, как вы сир говорите, проводится и вечером. Так вот, мы подсчитывали, что три с половиной тысячи работоспособных людей, особо не напрягаясь, в среднем за день вкидывает туда куда говорит архитектор, до трехсот тонн камня или это сто сорок кубометров. А за три месяца мы уложили не меньше двенадцати с половиной тысяч кубов. Так что, сир, уже не только все четыре бастиона полностью построены, но и причал, и волнорез. Даже цементным раствором залиты. Теперь в бухту может войти не полтора десятка кораблей, а все три. Портовую площадь камнем выложили давно, а сейчас заканчивают мостить дорогу к цитадели. — Ну, это два часа светового дня. А все остальное время что делали? — Сразу после завтрака химики, механики, кузнецы, литейщики и дежурная смена крестьян, которые работали на мехах, шли в пещеры, где они построили лабораторию, мастерские и печи, а для всех остальных — боевое слаживание. Команды осваивали новые корабли, когда не очень сильно штормило, выходили в море, правда, недалеко. Капитан Полищук занимался с сухопутными подразделениями, то есть, с морским десантом, совместно с матросами отрабатывали абордажи. Потом, в дальней маленькой бухте, сделали так, как вы говорили: вылили на поверхность воды земляное масло, подожгли, затем, прыгали в огонь и проплывали под водой на чистое от огня место. Через это испытание абсолютно все казаки прошли по четыре захода. Да! Страшно было, особенно самый первый заход. Еще стреляли. Лыцари — совсем мало, а новички — по восемнадцать выстрелов из револьвера и по четырнадцать выстрелов из винтовки. У госпожи Риты с порохом напряженка. — О! Вот как вы ее стали называть! Раньше была Ритка, а сейчас уже госпожа. — Ага! Господин полковник за “Ритку” уже одному умнику по кумполу треснул. — Понятно, — отучить Ивана от укоренившегося в его мозгах отношения к воспитанию вообще, и привычных за многие годы мер воздействия за кривое, по его мнению слово, было невозможно. Впрочем, любые его начинания и действия, мною поддерживались безоговорочно, — Вообще-то Рита действительно достойна самого высокого уважения. Но ладно, рассказывай дальше. — А что дальше? Вон, сержант Васюня все три месяца пушкарей гонял. — И как твои, Степан, успехи? — повернулся к Васюне, — Будут у нас хорошие бомбардиры или как? — Почему будут? Уже есть. Даже в этой нашей новой команде пятеро казаков, то бишь матросов, показывают очень неплохие результаты. Правда, двадцать стофунтовых бочек черного пороха сожгли и две тонны железа в море выплюнули, но косоруких и косоглазых отбраковали, и сорок девять перспективных пушкарей определили. Мы их по трое-четверо распределили на каждый корабль. И четверых на бастионы порта и цитадели поставили, по одному на каждый. Надо бы их всех поощрить, я обещал. — Обещания надо выполнять, подай список, поощрим. Вижу, засиделся ты в командирах отделения, Степа, — при этом заметил, как Петро еле заметно, утвердительно кивнул головой, — Однако, об этом потом. Давай, Петро, рассказывай об учебе. Вижу, оба говорите на славянском языке почти правильно. — Еще бы, стараемся соответствовать. А учатся все, по той методике, которой вы научили. Даже крестьяне учатся. Когда вы в Хаджибее сказали, что освобождаете их от всех податей на три года, а знающих арифметику и разговаривающих на нашем языке — на все пять, так заниматься начали прямо на кораблях. — А батюшки учатся? — А как же! Они уже и сами все учителями стали, правда трое, отец Герасим и двое, которые постарше, отец Михаил и отец Василий, все что-то пишут. Говорят, Евангелие и Молитвослов переводят. А еще капитан Полищук отобрал две сотни малолеток, в основном, из числа казацких сирот. По правде говоря, среди них только десятка два воинов-казаков, а остальные — малышня обыкновенная. Даже есть несколько совсем маловатых, лет по восемь-десять. Капитан живет с ними под одним навесом, занимается, фактически, круглосуточно и гоняет с утра до вечера. Дисциплину среди этих бывших малолетних бандитов, завели правильную, розгами бьют по жопе за любую провинность. И в огонь прыгали вместе со всеми взрослыми казаками. — Но кормят пацанов хорошо, — добавил Васюня, — и спать днем дают. А вначале им было нелегко, во время сиесты обедали, мыли свои миски, затем, приползали под навес, падали и вырубались. А сейчас ничего, втянулись. Нас-то воинами воспитывали с детских лет, а этих бродяжек кто учил? Но будет, будет с них толк. Методика, по которой обучаю своих бойцов, а они в свою очередь, стали обучать других, называется английской. Как-то прочел о ней еще в той жизни. Респонденты считали ее вполне эффективной для применения не только при необходимости ликвидации массовой неграмотности, особенно среди диких аборигенов, но и при изучении других языков. Казаки мои были довольно образованы, поэтому, система обучения получилась исключительно действенной. Вначале из общего числа слушателей выделялись лучшие ученики, которые начинают помогать учителю, обучать более слабых. Таким образом, можно было охватить учебным процессом достаточно большое количество учащихся. Затем, в группах этих учеников, которые передавали полученные от учителя знания, появлялись слушатели более успешные, которые в свою очередь начинали помогать своему преподавателю. Большие группы дробились на отделения (не более десяти человек), помощники старших учеников становились, так называемыми, мониторами, а более знающие становились помощниками учителя над этим отделением. Самые опытные и надежные становились старшими помощниками учителя или надзирателями над младшими мониторами, они контролировали правильность проведения урока-штурма и порядок в группах. Обычно преподавание велось, когда десяток учеников сидел или стоял полукругом напротив учителя. Таким образом, чтение, письмо, арифметика и Закон Божий, даже на совершенно незнакомом ранее языке, усваивается очень быстро и неплохо. После каждого урока, успевающих нужно было поощрить, а нерадивых — заклеймить. По настоящей английской методике, нерадивые ученики подвергаются экзекуции, им задирают рубаху, снимают штаны и лупят палками. Но, из уважения к женщинам, решил этот пункт не применять. А вот главный учитель Антон для своих воспитанников березовой каши не жалеет. И правильно, мне нужно из мальчишек этих вырастить не лежачих инертных телков, а настоящих стремящихся соколов. * * * Вахтенный в рынду отбил шесть склянок{4}. Стало заметно, что наши преследователи добавили парусности и резко увеличили ход, охватывая наш корабль с двух сторон. Минут через тридцать они выйдут на дистанцию выстрела из носового орудия. Мы со старпомом тщательным образом обсудили всевозможные нюансы предстоящего морского боя, самого первого в нашей жизни. И если меня в военно-морской школе действиям в различных ситуациях, в том числе и похожей, натаскивали неплохо, то в Барселоне ничему подобному не учили вообще. Это уже много позже со всеми нашими новоиспеченными мореманами провел восемнадцать уроков, а так же постоянное боевое слаживание на пути к Хаджибею. Попытался донести до их сведения абсолютно все, чему меня учили. Но все равно, главный учитель — это жизнь, а главный экзаменатор — настоящий бой. — Лейтенант, — повернулся к Кривошапко, — Пора! — Боцман! — закричал он в рупор, — Свистать всех наверх! Боевая тревога! Щиты и абордажные снасти к правому борту! Всем гражданским — в трюм марш! По звуку боцманской дудки, матросы резво спускались в кубрик, хватали концы с кошками и металлические щиты, размером шестьдесят на семьдесят сантиметров и выныривали из люка обратно, на верхнюю палубу. Затем, они выносили щиты за ограждение борта, верх цепляли за перила крючками, а низ подвязывали к стойкам. По тому, как все делалось слажено, быстро и без суеты, стало понятно, что молодыми матросами подобная команда выполнялась, по меньшей мере, в сто первый раз. Вообще-то, если к щитам, как защите придраться сложно, то абордажных кошек на судне иметь не положено. Изготовление этих девайсов есть лично моя инициатива. Точно как и боцманские дудки, которых мы с Иваном отлили полсотни штук. Ну, не “свистали” никого наверх в те времена, просто, боцман глотку рвал и кулаками работал. — Слушать меня! — подошел к перилам квартердека, поднял руку вверх и показал большим пальцем за спину, — Вон тем двум голландцам понравился наш корабль. В связи с тем, что пиратство повсеместно запрещено, а свидетели никому не нужны, тем более у побережья Европы, то живыми нас оставлять не планируют. Это, если они нас смогут захватить. Но мы — сильнее! У нас самое лучшее в мире оружие! Мы самые лучшие воины! Братья казаки! Вы отлично дрались на суше! Теперь вы стали моряками и будете побеждать в море! Мы победим! — Победим! Победим! — За Богородицу! — обнажил и поднял шпагу. — За Богородицу! — раздались слитные крики с палубы, вверх взметнулись абордажные палаши. — Командуйте, лейтенант, — повернулся к Петру. — Внимание, товарищи матросы! Расчетам занять боевые посты! По местам! Пушкари побежали к лестничному спуску на орудийную палубу, откуда очень хорошо было слышно, как Васюня отдает команды на открытие портиков и заряжание каронад. Две пары пулеметчиков забрались, одни — ют{5}, а другие — на бак{6}, и приступили к установке станков с устроенными под углом рамками, на которые укрепили свои щиты. Между ними была оставлена трехсантиметровая щель, сквозь которую и прицельные приспособления и саму цель можно было видеть прекрасно. Должен отметить, что эти щиты были прокованы в четырехмиллиметровую толщину и термообработаны в цементационном ящике. С сотни метров пулю из нашей винтовки они не держали, а вот шрапнель и обычные свинцовые пули держали неплохо. Было бы хорошо одеть бойцов в бронежилеты, но во время абордажа всякое может случиться, свалившийся в воду, утонет очень быстро. Так что данную защиту для личного состава посчитал приемлемой. Только изготовлено их было мало, всего семьдесят штук, едва хватило на богинь, “Алекто” и “Тисифону”. Впрочем, рулевой был закован в полный кирасирский доспех, в процессе боя он часто становится мишенью, а увернуться ему будет некогда. Наблюдая за кораблями противника, которые стремительно неслись наперерез, зажимая с обоих бортов, все ожидал их кардинальных действий. Бригантина шла медленней и находилась в миле от нас, тогда как флейт подобрался на дистанцию в шесть кабельтовых{7}. Вдруг его бушприт окутался черным дымом, затем, послышался звук выстрела и гул летящего ядра. Коль мы ядро слышим, значит, нам ничего не угрожает, оно идет с значительным перелетом. И действительно, шлепнулось в воду метрах в ста по курсу. Карты открыты, противник требует немедленной остановки для сдачи на милость и приема призовой команды. Что ж, бомбардир у них приличный, но перезарядить эту горячую пушечку еще с полчаса точно не смогут, значит, и нам можно начать играть собственную партию. — Опердек, готовность?! — Оба борта готовы! — выкрикнул Васюня. — Работаете сначала правым! По дальней бригантине! Не подкачай, лейтенант лыцарского корпуса! — Я сержант, сир! — Твой князь не ошибается! А самый меткий бомбардир сегодня станет сержантом! — Ура! Ура! — послышались из люка радостные выкрики пушкарей. — Марсовые фок-мачты!{8} Убрать фор-марсель!{9} Марсовые грот-мачты!{10} Убрать грот-бом-брамсель, грот-брамсель{11} и грот-марсель! Марсовые бизань-мачты!{12} Убрать крюйс-брамсель! Видно неплохо тренировались все эти три месяца, — марсовые матросы парами взлетели на ванты и полезли вверх, как обезьяны. Заскользили гитовы и драйрепы{13}, убранные паруса стали вязать к реям. И это при довольно приличном ветре, баллов в пять-шесть. По крайней мере, его скорость была чуть больше десяти метров в секунду. — Ценю, молодец, — повернулся к Петру, — хорошо вышколил матросов. — Ну, так… — довольный похвалой, он смущенно развел руками. — Смотри, Петро, — показал на приближающихся преследователей, — как они радостно режут волну, думают, что мы струсили и сдаемся. Ничего-ничего, мы перегружены, да бежать не можем и маневрировать тяжело, но и в любом другом случае от таких, как вы, никогда бы не бежали. А сейчас мы вас удивим. Марсовые! На бушприте! Убрать блинд-парус, стаксели товсь! Бизань-мачта, гафель товсь! Разворот оверштаг!!{14} Рулевой! Курс двадцать семь румбов! Держаться всем!! — Есть двадцать семь румбов! — выкрикнул рулевой. Палубу стало резко заваливать вправо, корабль вошел в правый галс, и волна ударила в борт, вспенила воду и рассыпалась холодными брызгами на крепко уцепившихся к стойкам перил матросов. Бортовая качка стала наклонять палубу из стороны в сторону. — Капитан! Курс норд-вест-тень-вест! — Отлично, рулевой! Курс девятнадцать румбов! — Есть девятнадцать румбов! — Марсовые! Ослабить гафель! Качка уменьшилась, корабль с борта на борт бросать перестало, наконец, он начал резать волну и вошел в нужный нам крутой бейдевинд. — Капитан! — доложил рулевой, — Курс зюйд-вест-тень-зюйд! Сейчас корабли противника шли по встречному курсу, зажимая нас с обеих сторон; пушечные портики были открыты, а их марсовые тоже спешно убирали паруса. Склонившись к передним перилам квартердека, которые были соосны направлению стволов каронад, прикинул, что если довернуть еще десять градусов влево, то минуты через две носовая и правая сторона бригантины точно подставиться под залп нашего правого борта. — Рулевой! Курс, строго двадцать румбов! — Есть, двадцать румбов! — ответил он и через минуту добавил, — Капитан! Курс, строго зюйд-вест! — Ну! Лейтенант Васюня! Не подведи! Внизу из люка что-то пробурчали, о чем не услышал, но когда наша “Алекто” взобралась на вершину волны, раздались выстрелы двух орудий. Первый сигнальный снаряд-дымарь перелетел курс бригантины в полукабельтове перед ее носом и шлепнулся в трех кабельтовых дальше цели. Второй не долетел всего какие-то метры. — Всем!! Повернуть винт на два деления влево! Девятая и десятая, полделения добавить! — Из люка внизу раздался рев Васюни, приглушенный шумом встречной волны. У противника в это время испугано хлопнули на ветру стаксели, но видно, капитан и команда там были опытны, поэтому, резко изменили курс, выставляя своим канонирам удобное для выстрела положение судна. Но не успели. Когда “Алекто” зависла на вершине очередной волны, а противник очутился четко на траверзе правого борта, раздался мощный боевой залп восьми оставшихся каронад. Во времена парусного флота зачастую, чтобы победить противника, нужно было в течение нескольких часов, в напряжении всех физических и душевных сил, выполнить массу эволюций и маневров, сжечь кучу боеприпасов. Но, иногда бывают случаи: бой, залп или выстрел, которые остаются в памяти на всю жизнь. Много-много лет спустя, будучи на балу в Адмиралтействе, услышал в кругу старых офицеров рассказ именно об этом выстреле. Вот и у меня в жизни случилось немало боев, и морских, и сухопутных, многие из них уже стерлись из памяти, но именно этот запомнился навсегда. При серьезном волнении моря и приличной болтанке, цель поразили все восемь снарядов, в том числе попали и в пороховой трюм. Бригантину вспучило огнем и разорвало на части, а оснастку судна и куски людской плоти раскидало на многие сотни метров. Даже к нам залетела и заскользила по палубе, оставляя кровавый след, оторванная кисть руки. — Наша богиня мщения испила вражеской крови, — сквозь зубы прошипел не лишенный предрассудков лейтенант Кривошапко, — Теперь нам будет благоволить удача. Однако, после мгновенной, трагической гибели напарника, флейт противника не рыскнул в сторону. Он все так же, как и ранее, строго держал встречный курс на сближение, с подходом впритирку к нашему левому борту. Его капитан не утратил мужества и хладнокровия, а многочисленная команда сгрудилась у борта, решительно приготовившись к атаке. Все паруса его были давно уже убраны, кроме единого косого стакселя. Еще минут шесть-семь, и противник ударит из мушкетонов картечью, и полетят абордажные кошки. Петро стал топтаться на месте, словно пританцовывая, и поглядывал то на меня, то на корабль противника. Состояние его понимал прекрасно, поэтому, решил дать карт-бланш. Впрочем, кому еще давать, как не ему. — Что-то хочешь сказать, Петя? — Да, сир. Красиво идут. — Нравиться корабль? — Еще бы, — он энергично кивнул головой, — такой же, как и наш. — Тогда иди и возьми его, он твой, капитан лыцарского корпуса Кривошапко, — после этих моих слов его глаза широко распахнулись и радостно вспыхнули. — Я вас не подведу, ваша светлость, — тихо сказал он. Сейчас его глаза сузились, он приподнял подбородок, обнажил саблю и громко воскликнул, — Товарищи матросы, сержанты и офицеры! Приказом капитана, командование абордажной партией принимаю на себя! На корабле, на боевом посту остаются: рулевой и четыре марсовых матроса. Группа боцмана Палия штурмует палубу от фок-мачты до бушприта, группа лейтенанта Васюни штурмует от фока до бизани, моя группа — от бизани до юта. Пулеметчики и стрелки! К бою! Остальным — подготовить абордажную оснастку. Пока Петро отдавал команды, у бордюра квартердека расстелил набитый рисунком красных маков коврик, ранее свистнутый мной из приданого Любушки. Затем, проверил и подготовил к стрельбе винчестер. Глупо стоять и позировать на виду летающей шрапнели, поэтому, с комфортом улегся на коврик и в подзорную трубу стал рассматривать приближающийся корабль. В полукабельтове друг от друга, и наши стаксели, и последний стаксель противника были ослаблены и заполоскались на ветру. Корабли сближались уже по инерции, впрочем, наш против ветра фактически остановился и начал на волне клевать носом вверх-вниз. Стал слышен рев на палубе пиратов, которых было раза в три больше. Одни из них потрясали мушкетонами, другие — палашами, а третьи — железными крючьями. Рядом с лестницей, ведущей на шканцы, стоял молодой мужчина, лет тридцати, обутый в невысокие сапоги и одетый в европейское платье: белую рубашку с пышным жабо, белые лосины и синий, шитый золотом камзол. На красной перевязи висела богато отделанная шпага, а в руках он держал такую же подзорную трубу. Его лицо, приближенное оптикой, улыбалось, видно, верил человек в собственную победу. Ну, как же, разве может кучка каких-то вчерашних юнг противостоять его просоленной морем команде джентльменов удачи? Что-то Петро затих, ведь через минуту мы сблизимся на дистанцию выстрела их пистолей-бахалок с широкими раструбами и мушкетонов. Как даст такой в упор, то мало не покажется. — Огонь! — команда Петра потонула в пулеметной трескотне и винтовочных выстрелах. Пулеметчики врубились веером в толпу, а стрелки-матросы в положении “с колена”, огонь по целям вели избирательный. Разбрызгивая кровь, пираты стали валиться на палубу. Многие из них стояли и недоуменно смотрели, как смерть прямо косит подельников, затем, и сами падали замертво. А часть более шустрых, в том числе и капитан, в которых сработал инстинкт понимания и самосохранения стали разбегаться и прятаться кто куда горазд: за бухты с канатами, за какие-то бочонки, а также в люки на нижние палубы. Мне тоже удалось шесть раз выстрелить. Четверых точно свалил, а вот в капитана стрелял дважды и не попал, оказался шустрым парнем. Да и перезаряжать рычажную винтовку из положения “лежа”, очень неудобно, каждый раз нужно перекатываться на левое плечо. В это время корабли сблизились бортами метров до пяти. — Прекратить огонь! Кидай! — опять послышалась команда Петра и с нашей стороны полетели абордажные крюки. Со стороны противника никто ничего не кидал, некому было. — Тяни раз! Тяни два! — услышал голос боцмана. Наконец корабли между собой были стянуты, но через заваленные внутрь борта не так-то просто перепрыгнуть. Однако, боцман Палий, двоюродный брат нашего Сорокопуда, этот вопрос предусмотрел — на перила обеих бортов упали три широких доски, по которым абордажная партия хлынула на палубу противника. Васюня, перекатившись по палубе, как колобок, удерживая два палаша обратным хватом, заработал ими, как ветровая мельница. Выгнал из-за бухты канатов двух разбойников и тут же уложил, одному вспорол живот, а второму разрубил грудь. Затем, уклонился от выстрела пистоля третьего и срубил ему голову. Вот такие у меня, господин бывший капитан, вчерашние юнги, и вот такие у тебя джентльмены удачи. Спустившись на палубу, так же перешел на борт противника и, стараясь не ступать в кровавые лужи, поднялся на квартердек. Действительно, корабль ничем не хуже моего, разве кое-что переделать и пушки заменить. Закончилось все быстро. Еще где-то в трюме хлопали последние редкие револьверные выстрелы, а ко мне два матроса в сопровождении Петра тащили раненного капитана. Следом подошли с командами матросов, забрызганные кровью лейтенант Васюня и боцман Палий. — Вот, сир, это капитан, — сказал Петро и вручил мне его перевязь и шпагу, — Он ранил двух матросов, Новикова и Сагайдака. — Сильно ранил? — Не знаю, но лечить надо, обоих кольнул в правое плечо. — У нас убитые или другие раненные есть? — Убитых нет. А еще трое раненых, но у них так себе, царапины, заживут, как на собаке. — Что ж, принимайте корабль, капитан, — кивнул Петру, — Матросов разделите поровну, и специалистов тоже поделите правильно, в мою пользу, не то знаю я вас. — Так точно, сир! — было явно заметно, что радости Петра нет предела. — Боцман, — обратился к Палею, — тяжелораненых дорезать, все трупы за борт. Раненных пиратов перевязать, и закрыть в трюм. Ну и главнейший момент — сделать опись имущества добытого приза. Результаты доложите капитану Кривошапко, затем, вместе с ним подойдете ко мне. — Назовитесь, — приказал на голландском языке угрюмо разглядывающему меня бывшему капитану. — Йорис ван дер Кройф, капитан корабля “Мена”, занимаюсь торговыми перевозками. — Бывший капитан. А занимались вы не торговыми перевозками, а пиратством. И теперь ваш бывший корабль, и все имущество стало моим. Вопросы, возражения? — он опустил взгляд и промолчал, — Посему, властью, данной Его Католическим Величеством, мне, идальго Микаэлю де Картенара, объявляю вас пиратом. Вопрос о том, повесить ли вас здесь на рее или подарить алькальду Тенерифа, решу в течение одних суток. — Меня там тоже не помилуют, — тихо прохрипел бывший капитан и посмотрел мне прямо в глаза, — Как дворянин дворянина прошу о смерти от меча. — Если бы наши страны находились в состоянии войны, а вы имели каперский патент, я бы предоставил вам такое право, но став наглым пиратом, вы его потеряли, — помолчав минуту, пожал плечами и закончил, — Впрочем, дворянин Йорис ван дер Кройф все равно уже умер, ведь этот корабль буду регистрировать со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но я подумаю, что можно сделать, может быть, вы мне на что-нибудь и сгодитесь. Лейтенант Васюня, отведите его, пусть перевяжут и закроют вместе со всеми. В трюме. * * * К побережью острова Ла Пальма мы прибыли с попутным ветром через пять дней. В бухте крепости торчали мачты одиннадцати судов, в том числе и впервые увиденные мной четыре шебеки. Итак, в моей собственности, то есть, в собственности торговой компании “Новый мир”, сейчас находится тринадцать кораблей, число, считавшееся в той жизни роковым и несчастливым. Подобный предрассудок возник и развился непонятно когда, но сейчас в этом мире, абсолютно точно, ни один человек, ни в одной стране, это число каким-то значимым не считал и совершенно никак не выделял. Впрочем, судовладелец на этом количестве останавливаться не собирается. Очень скоро их будет больше, намного больше. В окуляр подзорной трубы было видно новенький причал и массу встречающих. В душе шевельнулось теплое чувство, ведь все эти люди тоже мои. Наши люди! Глава 3 За полгода, которых меня здесь не было, работы было сделано великое множество. Благодаря почти четырехтысячной армии дармовой рабсилы, строительство и благоустройство феода подошло к закономерному финишу. Осталась выполнить часть столярки, остекление и меблировку помещений, а так же отделку дворца. Несмотря на то, что все вновь прибывшие переселенцы проживают под деревянными и парусиновыми навесами, около тысячи человек уже сейчас можно спрятать под крышу но, надеюсь, что к началу дождей мы снимемся и уйдем, а останется здесь около полторы сотни человек, не больше. Добросовестно вкалывали не только строители. С моим прибытием появилось сырье, поэтому, опять заработала плавильная печь и кузня, которые Иван разместил в проходной пещере, а так же механическая мастерская, расположенная на открытой площадке под самым обычным парусиновым тентом. Работа наших молодых мастеров вызывала всеобщее любопытство, но с этим ничего не поделаешь, даже добровольные помощники нашлись. Иван отобрал двадцать семь малолетних пацанов и семнадцать уже вполне взрослых крестьян. В первую очередь, изготавливалось огнестрельное оружие и патроны, так что выкупленные казной у Педро восемь сотен готовых винтовочных прикладов и шесть сотен револьверных щечек, пришлись как нельзя кстати. Производство бездымного пороха мы тоже механизировали. Еще в замке изготовили ряд вспомогательных механизмов, которые прошли испытание перед самым походом в Украину. Первый — это обычный горизонтальный смеситель со встречными лопастями, по типу тестомешалки, с ручным приводом и закрывающейся крышкой. Второй — центрифуга с конической парой, ременной передачей и ножным приводом. Сейчас оба этих механизма были установлены в маленькой прохладной пещере. Рядом с ее входом на площадке построили два сарайчика, сушильный и разделочный. В разделочном, стоял столик с вальцами, для раскатки листов и два столика с клиновыми ножами для их резки в лапшу, вдоль и в поперек. Котел, подогреваемый паровой баней и необходимый для технологического процесса, стоял прямо на улице. А все это место, огороженное высоким забором, охранялось круглосуточно, и ни один посторонний сюда не допускался. Сейчас полным ходом варили латунь, в кузне тянули гильзы и отливали пули, а в мастерской собирали оружие. Поэтому, есть все основания полагать, что дней через десять все наши воины будут перевооружены полностью. В будущем, конечно, никакое производство здесь не планируется, все оборудование будет демонтировано и отправится на самые первые территории нашей экспансии — в Южную Африку. Здесь же останется переселенческая база, где в течение трех месяцев людей будут обучать языку, арифметике и отбирать любознательных и перспективных. Кроме того, здесь же планируется прививать новые технологии ведения сельского хозяйства. Благое дело, мы доставили с собой весь необходимый инвентарь, который заинтересовал фактически всех, и крестьян и казаков. Лично для меня, занятие сельским хозяйством в той жизни было чуждым и неинтересным, но в этой — других серьезных хозяйств и не бывает, поэтому, любой человек, от крестьянина до князя в земледелии понимает неплохо. Вот только технологии “от сохи” не меняются на протяжении многих столетий, в результате чего для прокорма одного воина, в зависимости от плодородия почвы, потребно от пяти до десяти крестьянских семей. А мне сейчас нужно, что б было наоборот — один крестьянин кормил десять воинов и никак не меньше. Не знаю, как обучают детей в
XXI
веке, но во второй половине ХХ, когда я учился, нам преподавали основы почвоведения, некоторые технологии вспашки земли, а также что-то о селекции, севообороте и удобрениях. Все эти воспоминания сформулировал, вместе с простенькими схемами на шестнадцати листочках и отдал в печать Карло Манчини. Работать отвальным плугом, культиватором, сеялкой, сенокосилкой и косой-литовкой, учились вместе. Что там говорить, желающих встать за плуг было, по меньшей мере, две тысячи человек. Но когда из печати поступил первый десяток моих тоненьких книжиц, их читали все, и казаки и крестьяне! Особенно радостно было наблюдать, как медленно и по складам читают вчерашние смерды! И тема эта не замолкала не только здесь, во всех присутственных местах, но и во время плавания. Конечно, все люди разные. Даже раздели землю всем одинаково она, в конце концов, перейдет к тому, кто ее любит обрабатывать — кулаку, то есть, настоящему хозяину. Не рассчитываю, что на моих землях разных алкоголиков и лентяев не будет совсем, но очень надеюсь, что их будет мало. Ведь сегодня не начало