Империя находилась в состоянии войны, и рамки приличия обязывали Луиса прервать каникулы, положенные после получения патента морского офицера, и отправиться в столицу за назначением. Мне тоже хотелось побывать и в Мадриде, и в Толедо, поэтому отправился с ним.
В общем-то совсем не собирался отговаривать Изабель от поездки в Мадрид. Наоборот, мне с ней было интересно и приятно. Это Луис, подвергавшийся со стороны любимой тетушки террору за недостойное добропорядочного христианина поведение и порчу имущества (ни одна молоденькая служанка не смогла избежать его постели, ведь невозможно отказать господину), решил в столице оторваться по полной. А здесь, видишь, опять контролер-ревизор навязывался. Вот и стал он настоятельно отговаривать тетушку, упирая на сложность длительных поездок и возможные опасности в пути. Говорят, в других герцогствах по дорогам бродило немало дезертировавших с этой нескончаемой войны.
Луис, к счастью, не обратил внимания на то, что последние дни вопрос его добропорядочности тетушке совершенно безразличен. Да и выглядела она счастливейшим человеком в мире, каковым дворня не видела ее все последние десять лет.
Ко мне отношение прислуги также изменилось, особенно дворецкого Паоло — с безразлично-ровного на исключительно предупредительное, и это буквально с момента первого посещения хозяйских апартаментов. Создалось впечатление, что он, как вездесущий тайный агент, знает все. Впрочем, в том, что он мог подслушать любой разговор, нисколько не сомневаюсь.
Мысли о прекращении каникул Луис озвучил сегодня по окончании ужина. Идея побывать в столице не на шутку захватила Изабель и, несмотря на разные отговорки Луиса, стала навязчивой.
Сейчас, в полумраке свечей, удобно усевшись мне на живот, она наклонилась, рассыпав струящиеся по подушкам и моему лицу густые, длинные, пахнущие травами волосы, уставилась огромными темными, как ночь, глазами и постукивала кулачишком мне по плечу. Таким образом сеньора утверждала свое желание отправиться вместе с нами.
— Да согласен, согласен! Только не дерись. — Мне нравилось чувствовать ее запах, слушать ее голос, смотреть на красивое тело, гладить ее талию и согнутые в коленках ноги, приподнимаясь на локтях, захватывать губами агрессивно торчащие смородинки.
— Вот! Наконец-то за целый день из уст мужчины выдавила первое умное слово. Ой! А твой этот… опять твердый и толкает меня сзади.
— А он хочет, чтобы твоя эта… поймала его в объятия и скушала.
— Мне? Прямо вот так сверху?
— Почему бы и нет? Давай попробуем.
— Давай, — шепнула, томно вздохнув. Острые сосочки упругой груди нырнули вниз, нежное бархатное тело прижалось ко мне. Беспокойно подвигавшись, пышущее жаром лоно пленило умышленно проигравшего в поддавки верного, готового к новым путешествиям друга и медленно, плотно обнимая, упрятало в недрах своих глубин.
Снова мое сердце гулко ударило в груди, сладкая истома пронзила кровь и понеслась обволакивающим туманом по сознанию и рассудку в который раз за ночь. Мне было классно! Но не только мне! Было видно, что новизна позы породила в Изабель новизну ощущений. Медленно-медленно двигаясь, она слушала их, тихо постанывая, словно дегустатор, пытающийся постигнуть букет поглощаемого маленькими глоточками нового вина. С каждым движением-глотком ей нравилось все больше и больше, дыхание становилось все чаще, все громче, все глубже, и наконец доне захотелось испить всю чашу до дна. Тело непроизвольно нашло самую удобную позу: оно откинулось и выгнулось назад, устремив подрагивающую в темпе галопа грудь в потолок, она откинула правую руку запястьем на чело, словно удерживая шляпку от напора стремительно несущегося навстречу наезднику ветра, а левую уперла мне в колено.
Ураган чувств загнал мне вниз живота новый невиданный клубок страсти. И не было сил терпеть в этот раз. Но ее стон превратился в непрерывный громкий крик, она остановилась, замерла, тело вздрогнуло и забилось в конвульсиях экстаза, и Изабель упала мне на грудь. Ощущение хлынувшего горячего потока взорвало и мой клубок, а в звонкий голос ее сопрано вплелся и мой протяжный хриплый стон.
И так, обнявшись, сцепившись, словно в исступлении, мы пролежали долго, пока не расслабилось тело, пока не успокоилось дыхание. Мы отдали себя друг другу без остатка.
— Я беспутна? — тихо спросила Изабель.
— Нет, ты дурочка.
— Почему? — обиженно прошептала она.
— Потому, что ты настоящая женщина, и я тебя люблю.