А сейчас смотрел, смотрел, да как обнимет…
— Пап, — говорю. — Я тебе сейчас все расскажу… А где дядя Сережа?
— Да он там на палубе со шкурой возится.
— С какой шкурой?
— С медвежьей.
Мы летим в самолете. На коленях у меня маленькая лаечка. Ушки у нее еще не очень стоят.
В багаже у нас громадный, обшитый мешковиной, тюк. Когда лаечка его понюхала, она завыла и стала около него носиться — еле ее оттащил. И сейчас она поводит носом в сторону дяди Сережи и папы и всхлипывает.
В багаже у нас сырая медвежья шкура. Ее отдадут выделывать дяде Тиграну.
У нас с папой опять какие-то новые отношения, пока что не разобраться какие. Он обросший. И спит. Но есть что-то в нем новое, хоть и спит. Дядя Сережа тоже спит.
А я сижу, почесываю лаечку, думаю.
Мама там в Ленинграде уже, наверно, поставила будильник, чтобы нас встретить. Поскорей бы!
И еще — Томашевская говорила, что они переезжают. Если уже переехали и ее долго придется искать, лаечку придется оставить нам. У собак порок сердца бывает от смены хозяев — а вон она как ко мне уже привязалась, так и прилаживается…