Над поселком густо дымила электростанция, а чуть в стороне легко попыхивала прозрачным дымком невысокая труба бани. Баня, как и электростанция и столовая, работала круглые сутки. Она нужна горнякам, как свет, жилье и пища.
Но нигде не было видно обычных для угольных разработок высоких копров, всякого рода шахтных надстроек.
В заливе стало шумно. На караване кипела работа — его расчаливали. Юркий моторный бот «Чайка», шхуна «Пионер» и прибывший сюда еще раньше колесный пароход «Алдан» забирали от каравана порожние тысячетонные и пятисоттонные баржи и уводили их к дамбе под погрузку угля для судов, плавающих в Арктике.
Часть команды отпустили на берег. В их число попал и Геннадий. Он держался ближе к Носкову: с ним первым ему пришлось работать в плавании. Носков казался ему самым бывалым матросом, он много рассказывал об Арктике. И делал это так вдохновенно и ярко; что Геннадий представлял себе, будто сам видел плавающие ледяные горы, шумливые птичьи базары, клыкастых моржей и круглоголовых тюленей.
Уже в шлюпке Носков начал рассказывать историю Чернорецка, слышанную им в первый приезд сюда. И опять с такими подробностями, словно все пережил сам.
— Когда-то всего этого здесь не было, — говорил он, как искусный оратор, проводя рукой вдоль берега. — Пришел сюда маленький караван и высадил на берег сразу двести человек. А дело позднее. Снег пошел, шуга по реке двинулась. Караван уйти не мог и тоже зазимовал тут… Зимовать, оно ничего — ребята молодые, горячие. А только где зимовать — в поселке всего семь домиков. А мороз — пятьдесят и шестьдесят градусов. Поставили палатки, печи железные соорудили. Что дальше делать? Строиться? Но с чего начать?
— Известно, с чего начинать, с жилья, — сказал Юсуп.
— Нет, они решили другое…
— Зачем другое? Человек жилье должен иметь.
— А они взяли и построили электростанцию. Вот! Носков сказал это с такой гордостью, будто это сделано было по его личному совету.
— Рискованно, — поддержал Юсупа Сергей Алферов. — Электричеством в такой мороз не нагреешься. Плохо думали начальники.
— Тебя бы, разумного, туда, — рассердился. Носков. — Зимой день-то здесь маленький, три часа, а работы уйма. Как ни строй, до самой весны не закончишь. Электростанцию строили все. Через двадцать дней она уже ток дала. На крыше поставили прожекторы, и на берегу стало, хоть иголки подбирай. Потом строили днем и ночью. К Новому году не только дома, даже клуб успели построить.
Юсуп покачал головой:
— Однако, красиво у них получилось…
— Да, мудро решили задачу, — признал свою неправоту и Алферов. — Как-то все просто и умно, а в голову сразу не пришло.
— Смотря какая голова на плечах, — съязвил Носков.
— Ну, твоей уж не позавидую, — огрызнулся Сергей.
Шлюпка ткнулась в песок, и Сергею, сидящему впереди, пришлось прыгать первому. Дальше пошли, разбившись на мелкие группы. Геннадий остался с Носковым вдвоем. После такого рассказа ему хотелось пройти по поселку, полюбоваться каждым домиком, однако Носков повел его прежде на дамбу.
— Я там работал когда-то, — объяснил он свое намерение. — Уголь грузили. Хочу посмотреть, так ли все, как раньше было.
Дамба далеко тянулась вдоль берега, сплошь заваленная углем. Между гор угля в узеньких траншеях стояли транспортеры. У стен дамбы причаливались сразу несколько барж. Их ставили так, что свисающие с дамбы транспортеры оказывались прямо над открытыми люками. Включали транспортеры, и в люк низвергался шумливый поток угля.
— А мы тогда в мешочках грузили на тачки, — с сожалением сказал Носков. — Тяжело и муторно.
Маленький электровозик притащил на дамбу целую вереницу вагонеток. Их быстро опорожнили, и электровоз торопливо потащил состав обратно. Геннадий проводил его взглядом.
— Куда он?
— В шахту, — ответил Носков.
— А где она?
Кругом не было никаких признаков шахты. Сразу за дамбой поднималась в небо крутая, вся в каменистых осыпях гора. На. ее вершину надо смотреть, придерживая шапку.
— Как же его туда поднимают? — озадаченно спросил Геннадий.
— Мальчишка ты. Что ль, догадки нет?
Геннадий обиделся. Он действительно еще ничего не понял.
Песков потянул его немного в сторону, чтобы уголь не мешал им видеть подножие горы.
Электровоз уже ткнулся в гору и исчез в ней, за ним скрылся и весь состав.
— Он прямо в гору, — пояснил Носков, хотя в этом и не было необходимости: Серов и сам успел разобраться.
У устья шахты теперь только клубился белый парок.
— Почему здесь туман такой?
Носков рассмеялся наивности вопроса Геннадия. Но ни этот раз не стал его упрекать. Ему нравилось показывать свою осведомленность, и он готовно пояснил:
— Шахта в вечную мерзлоту уходит. Оттуда по штольне холодный воздух идет. А здесь, сам видишь, жара какая. Вот горячий воздух, сталкиваясь с холодным, и образует туман. Вроде как если зимой дверь во двор открыть.
На следующее утро с береговой станции принесли радиограмму. Посыльный поднялся к капитану, а Геннадий спросил Сергея Алферова:
— А наш радист загорает или испортилось что?
— Почему ты решил?
— Береговые за него отдуваются.
— В порту судовые рации не работают. Закон такой.
Капитан собрал команду и объявил содержание радиограммы. Из управления приказывали поторопиться с погрузкой и через два дня выйти в Северный порт. Отжимные ветры начались на неделю раньше и угнали Л ад, Выход в море свободен. Там много работы, и, что-бы с ней справиться, надо спешить.
В заливе Чернорецка стало еще оживленнее. По приказу капитана часть команды готовилась поехать на дамбу помогать в погрузке. Геннадий пошел в каюту, чтобы надеть рабочий костюм. По пути его перехватил боцман.
— Ты куда?
— Переодеться. На дамбу поеду, Иван Демидович.
— Не надо. Тебе другое поручение. Вот… Боцман передал Серову счет.
— Старший помощник вчера купил в рудничном совхозе бычка. На «Полярный» доставить надо.
— Как, я один?
— Поедете вместе с Носковым.
— Так вы ему передайте счет. Я же ничего не знаю. А он тут уже бывал.
У Ивана Демидовича по лицу пробежала тень смущения. Он немного помялся, но согласился.
— Ладно, отдай счет Носкову. Только ты за ним там приглядывай. Он часто срывается.
«Наверно, на язык не сдержан, на берегу может поссориться», — подумал Геннадий и решил, что сумеет уберечь товарища от такого срыва.
В поселке Носков замедлил шаги у магазина и, будто что-то вспомнив, сказал:
— Подожди-ка, я сейчас.
Ждать действительно пришлось недолго. Он вышел, нахмурив брови, и Серов решил, что его приятель не нашел в магазине того, что ему было нужно.
Вышли за поселок. Дальше, к сельскохозяйственному участку рудника, вела узкая проселочная дорога. Она больше шла под старыми высокими лиственницами, и на ней лежала прохладная тень.
На половине пути Носков увел Серова в сторону от дороги и, выбрав место посветлее, сел.
— Немного отдохнем, чуть-чуть. Геннадий последовал его примеру.
Рука Носкова нырнула в карман, и оттуда показалось горлышко бутылки.
На солнечной полянке Серову сразу стало холодно. Его ведь предупреждали: на корабле нельзя пить. За это могут списать на берег. Так вот что означали слова боцмана о Носкове: «Ты приглядывай за ним, он часто срывается».
— Что, растерялся? — отлично поняв состояние молодого матроса, спросил Носков.
Хитро подмигнув Серову, он выхватил из кармана бутылку и повернул к нему этикеткой.
— Уксус, — громко прочитал ошеломленный Геннадий.
— Правильно. Это не то, что ты думал.
— Зачем это вам?
— Для дела. Давай фуражку.
Без возражений, совсем не понимая, для чего делает, Гена подал Носкову фуражку и пододвинулся ближе.
В руках у Носкова появилась маленькая черная тряпочка. Он густо смочил ее в уксусе и начал протирать на фуражке Серова краба с голубым флажком — эмблему моряков Севера.