Выбрать главу

Бармен притащил блюдо сандвичей, и они исчезли в одну минуту. Ясно, мальчик ничего не ел со вчерашнего дня.

— Я хочу перед вами извиниться. Конечно, я не из-за еды пришел… — и вдруг умоляюще добавил: — Вы верите мне, да?

Сказал так, будто вся его жизнь зависела от ответа или молчания Марка.

— Ну конечно, верю. А по правде-то, почему ты пришел?

На лице мальчика снова застыла маска растерянности.

— Не знаю… Хоть бы я сам знал. Просто потянуло к вам что-то непонятное, потянуло ужасно. Как будто вы спасете мне жизнь. Но ведь мне ничего не грозит. Такая вся это глупость, со мной это впервые.

— Понимаю, отлично понимаю.

— Понимаете! Ничего вы понять не можете. Это очень сложно.

Неожиданно для Марка он уронил голову на стол, спрятав лицо в ладонях.

— До того сложно…

Марка охватил нелепый страх: а что, если мальчик сейчас начнет реветь? К счастью, кроме них двоих, в баре никого не было, в эти часы сюда не заглядывали посетители.

А мальчик продолжал:

— Надо бы вам все-таки объяснить… вы со мной так ласково говорили, я и забыл, что так вообще говорят. Наши парни тоже милые, но это совсем другое. Видите ли, я здесь уже шесть месяцев… — Он снова весь окаменел: — Впрочем, я не собираюсь рассказывать вам свою историю… Потому что истории-то никакой нет.

Молчать. Если Марк промолчит, мальчику легче будет разговориться. Главное, не понукать его, стушеваться, не перебивать.

И в самом деле, после долгой паузы Ален заговорил снова:

— Шесть месяцев, даже трудно поверить.

Говорил он словно бы для себя самого.

— Все равно: шесть лет или шесть часов. Видите ли, здесь времени не существует. Оно обесценено. Если прибавить еще три месяца на путешествие, то вот уже девять месяцев, как я ушел из…

Фразе так и не суждено было быть оконченной. И вдруг, словно очнувшись, юноша добавил серьезным тоном:

— Вот почему я сюда приехал.

Интересно, какой предлог он изобретет?

— У меня есть один дружок, он живет здесь уже много лет. Хороший малый, хоть и другого поколения. Уже за тридцать. Таких здесь немного.

Марк догадался, что Ален хотел сказать «стариков».

— Он работает, и, как у нас принято, все идет в один котел. Он делает гравюры по дереву, по-моему, он просто гений. Если вам интересно, можно пойти посмотреть. Просто потрясно. Может, заинтересует вас или вашу газету… Конечно, вы не обязаны покупать. Просто он покажет вам свои штучки, ему это самому приятно. Но он берет дешево: доллар за гравюру, а ведь у него большие расходы, прекрасная бумага, они под номерами и все такое прочее. Даже меньше доллара берет, если купить сразу несколько.

— Да здравствует твой друг гравер.

— Он живет с одной девушкой. Они вдвоем живут, а это в Катманду редкость. Правда, бывает, иногда приютят какого-нибудь приезжего. Она славная девочка, датчанка. Она беременна, и оба радуются, что скоро их будет трое. Я за них ужасно беспокоюсь, а они хоть бы что. Я все время беспокоюсь, как-то они извернутся. Но в конце концов нас здесь небольшая группка, мы займемся младенцем. Ведь тут много чего нужно, разные штуковины, молоко… бесконечные стирки…

— Ален, сколько тебе лет?

Мальчик выпрямился, словно его оскорбили, пожал плечами и дерзко бросил:

— Восемнадцать… А вам-то что?

И подозрительно замолчал.

Марк, поняв, что дальнейшего разговора не получится, поднялся.

— Ну что ж, пойдем, поглядим твоего дружка. И он, и его гравюры меня заинтересовали.

Опять пришлось проходить мимо портье. Марк даже расстроился, поймав его презрительный взгляд. Когда они прошли, портье подчеркнуто громко кликнул грума и велел ему немедленно подмести пол, потому что после «этих людей» на циновке остались подозрительные, хотя еле заметные, следы пыли.

Грум бросился выполнять приказ, и через минуту все было приведено в порядок.

Глава пятая

«Можно ли утверждать, что все рухнуло в этот вечер? Именно в этот, а не в предыдущий? Если бы я не был внутренне готов слушать, я, разумеется, ничего бы и не услышал. И вообще мог быть где-нибудь совсем в другом месте. Значит, случай — подлинный властитель человеческих судеб? Но с такою же легкостью можно доказать, что случая не существует. Любой на моем месте не стал бы пересматривать все и вся. Его даже не коснулось бы сомнение, и завтрашний день был бы продолжением вчерашнего. Да и знаем ли мы сами, чем мы отмечены? Бросил в воду камень и поднял со дна муть».

Марк шел с Аленом. Вечер был холодный. Если в Катманду полуденное солнце хищно впивается в вас, то с наступлением сумерек вы словно бы оказываетесь в парной бане, только ледяной. А уж если подует ветер, то вообще не рекомендуется выходить из дома. Впрочем, обычно… Они шагали крупно, в ногу. Марк представления не имел, куда они идут, но с легкой душой согласен был на все. Воскресло вновь то лихорадочное возбуждение, как в самом начале его журналистской карьеры, когда он еще верил в ценность открытий. Но с годами первоначальный пыл угас.