Он снова лег. Свернулся калачиком и заснул.
Он проснулся через час. Совсем другим человеком. Стал собой, вернулась яростная жажда узнавать, действовать, снова жить. Не мешкая ни минуты, соприкоснуться с городом. Он наспех принял душ, но так и не смог управиться с кранами, — то ледяные, то горячие струи окончательно привели его в чувство. Надел рубашку. Внизу плотно позавтракал. Чтобы до вечера не думать ни о своем теле, ни о предъявляемых им требованиях. Быть свободным, открытым для восприятия.
Город — это как бы незнакомый человек, и открывается он лишь опытному или обходительному гостю, умеющему прибегнуть к мелким хитростям. Лучше и обходительному и опытному разом. Надо угадать, действовать ли силой личного обаяния или же можно, напротив, ему нахамить, самое главное — понять, что больше подходит. Причем методы меняются в зависимости от географических широт и даже от часа дня. А ночь — так та вовсе иное дело. Чтобы застращать незнакомца, требуется особый талант, а также известная доля донжуанства. Некоторые слишком форсируют события или же тонут в куче подробностей, а подробности потом помешают синтезу. Город… Необходимо еще уметь бережно, как с самим собой, обращаться с ним, а то, чего доброго, испортишь первую встречу — беда непоправимая! По собственной неловкости можешь безнадежно все погубить. От этого первого знакомства зависит ваша будущая близость, ваша взаимная радость.
Вот для деревни годны совсем иные методы. Не требуется той тонкости. Пейзажем начинаешь восхищаться сразу же, без задних мыслей, без оговорок. Он отдается вам гораздо скорее, без всяких штучек, без кокетства, без чего не обходится ни один город. Пейзаж или принимаешь или нет… При вторичном посещении он ведет себя полукавее, зато обогащает, и знакомство идет как по нотам; ты, как старый любовник, ведешь с ним бесконечный монолог, где только подробности — зато какие важные — имеют значение. А в случае с городом определяет интуиция. Вроде как с девственницами. В самом слове «открытие» таится какой-то особый смак, что-то волнующее, вот оно-то и погнало Марка на улицу.
Короткий разговор с портье. Просто узнать, не лежат ли на его имя письма. Увы, не лежат. А также попросить план города. Ему тут же предложили гида, а так как роль гида могла сыграть и книга, Марк отверг это предложение. Обойдемся планом. Главное — попасть в старый город, где Марк надеялся затеряться. Ему уже виделось, как его захватывает, точно осьминог, некое чудовище. Читатели, без сомнения, считают, что журналист путешествует не так, как они, а как-то по-другому. Рискованные приключения, но лишь для избранных. Возможно, это и верно в отношении кое-кого из его коллег, сам же он предпочитал импровизацию. Разве не мечталось ему, и не раз мечталось, быть настоящим путешественником без багажа? А для этого необходимо покупать и бросать. Роскошь высшего класса. В кармане только чековая книжка и ничего больше. Беда в том, что книжка должна быть по-царски неисчерпаема. А ведь и впрямь блестящая идея, особенно для репортера: путешественник без багажа. А кто платить будет, газета? Если вдуматься хорошенько, не следует особенно на это рассчитывать. Разглядывая план, Марк пытался составить маршрут… Внезапное озарение… вдруг ему вспомнился его первый приезд в Нью-Йорк. Ужасно глупо, что в голову лезут ненужные воспоминания, однако их не так-то легко отогнать… Ну ладно, от багажа еще можно отделаться, ну а как быть с воспоминаниями? Полностью отдаться настоящему. А его сегодняшнее настоящее — это пыльная дорога. Иное дело Нью-Йорк. Привез с собой десятка два рекомендательных писем. Адресов! Адресов! Адреса корреспондентов, коллег, старых забытых друзей, обосновавшихся в Америке. А друзья подняли по тревоге своих друзей. Таких оказалось большинство. Огромная паутина, и он в зависимости от настроения то соглашался запутаться в ней, то поглядывал на нее с опаской. Первую неделю с утра до вечера он слонялся по городу. А подчас и с вечера до утра. Один. Вкушая то подлинное одиночество, которое человек познает в гуще толпы. Только там. Его влекла за собой людская волна, он был счастлив, напряженно живя чужой жизнью, обогащавшей его неожиданными дарами. Так постепенно, без усилий, даже сам того не желая, он овладел тайной города, как овладевают любимой женщиной, только бы, ради всего святого, не оскорбить ее, ждать, когда она разделит твое наслаждение, вести себя так, чтобы наслаждение это не кончалось, не кончалось никогда.