После зачисления меня наблюдателем мой немолодой слуга Горман разбил палатку для меня рядом с частоколом и палаткой Медведя. Коней я поставил в общей коновязи, и Адабан должен был присматривать за ними. Слуги спали в соседней палатке, с другой от Медведя стороны, а в моей они, как всегда, создали офицерскую обстановку: походная кровать, походные стол и стулья, походные чемодан и сундук с вещами. Осенью, конечно, они притащат печку для тепла, а сейчас стояло лето, было даже жарковато в середине дня.
В штабе дивизии я получил кличку Конник. На вечерней поверке Медведь представил меня сотне наемников. Я с интересом смотрел на неулыбчивых, стоящих в вольных позах мужиков в полевой форме. Среди них был один высокий орк с черной шкуркой на плече поверх мундира (знак одного из Кланов Охоты), и один щеголеватый эльф с зеленой повязкой на голове, прикрывающей уши. Остальные наемники были явно уроженцы нашего и других приморских королевств. Почти все они демонстрировали разные типы бород и холодных взглядов. Никого из них я не встречал раньше.
Наемники смотрели на меня без интереса, с полным равнодушием. Это было понятно: по уставу, наблюдатели менялись у них каждые три луны, если не были убиты или ранены раньше.
Меня несколько удивил образ жизни наемников. В отличие от обычного военного лагеря, где мне вечно козыряли солдаты и приветствовал дежурный офицер, здесь было спокойно. Никто никому не козырял. За все отвечал сержант Медведь с помощником Лимаром — плотным улыбчивым бородачем среднего роста, с пронзительными, несмотря на улыбку, глазами. Проделав обязательное учение в первой половине дня, после обеда наемники или отдыхали, или принимали в палатках маркитанток и одиноких женщин из ближнего села. Днем пили воду и пиво, крепкие напитки в умеренном количестве — только вечером. Маркитантку, принесшую в лагерь неразрешенную командиром водку или "дурь", могли самое малое выпороть, а то и отправить в полевой трибунал.
После вечернего построения обьявляли зорю, тушили огни и ложились спать. Часовые (без ружей, но с мечами и пистолетами) по двое стояли на углах лагеря, меняясь шесть раз в сутки. Им вручались обычные амулеты против стрел и удара кинжалом — на случай неслышной атаки. Судя по всему, Медведь умел поддерживать дисциплину в своем маленьком лагере.
На следующий день я наблюдал за учением, проведенным толково и без послаблений. Начали на стрельбище, расположенном за палатками. После ежедневной обязательной стрельбы из пистолетов, ружей и луков (я в ней не участвовал) мы начали занятия в фехтовании затупленными саблями. Практически все были опытными фехтовальщиками, хотя мастеров меча в команде я не заметил. Не думаю, что я мог бы ошибиться: еще перед офицерской школой отцовский учитель фехтования довел меня до мастерского уровня, и за два года войны я встретил только двух или трех бойцов, сравнимых со мной по умению драться на саблях.
Я с интересом смотрел на бой мечами и саблями в линии, когда Медведь обратился ко мне:
— Конник, сможешь показать нам бой один на два и на три?
Это, конечно, была проверка. Я без лишних усмешек кивнул головой и молча вышел на линию с затупленными саблей и кинжалом в руках.
По кивку Медведя два наемника неожиданно бросились на меня. Я привычно шагнул налево, прикрывшись ближним бойцом от дальнего, отбил удар и сразу малоизвестным приемом обезоружил первого и выбил его с линии ударом ноги в грудь, как обычно делают в рукопашной. Затем я отбил удар второго, зажал его саблю кинжалом на его замахе и коснулся его шеи саблей. Тот, не теряясь, нырнул под саблю, пытаясь ударить меня кинжалом, но заработал удар локтем сверху в шею и растянулся на земле.
— Ух ты! — одобрительно сказал Медведь. Второй поднялся, отряхиваясь от пыли, и бросил оружие: признал поражение. Первый поднял саблю и спросил:
— Еще?
Я кивнул, и боец атаковал меня. На четвертой схватке я опять выбил его саблю из рук, и наемник улыбнулся и поднял руку.
— Да, куда мне против тебя, — прямо сказал он.
— Теперь трое! — весело скомандовал Медведь: схватка ему понравилась. И три наемника кинулись на меня.
Некоторое время я крутился вокруг них, пользуясь своим преимуществом в быстроте, технике и уклонах. Тем не менее они были хорошо слажены в бою, и мне понадобилось некоторое время, чтобы разбить и по частям уничтожить тройку. Оживившиеся наемники оживленно комментировали схватку.
После фехтования начался бой дубинками, копьями и рукопашный бой. Как я и ожидал, многие наемники небольшого роста дрались руками и ногами получше здоровенных бойцов, демонстрируя неплохие гибкость и растяжку. У всех был хорошо поставленный удар — первое дело в рукопашной схватке. Опять-таки, я имел преимущество после многих лет тренировок с отцовским учителем боя, и свалил немало противников и бросками через голову и плечо, и ударами в голову руками и ногами. Особенно мне удавались подсечки, с которыми многие наемники были незнакомы. Неожиданной подсечкой я смог свалить даже огромного орка, и это ему очень понравилось. Выяснилось, что у них в племени он был чемпион борьбы, а здесь валял по пыли всех подряд, даже Медведя. В моем лице он наконец-то встретил достойного противника. В общем, после первого учения какой-то начальный авторитет среди бойцов я завоевал, как и полагалось кадровому офицеру.
— Да, ты умеешь, — коротко подвел итоги моего выступления Медведь. Наемники одобрительно кивали, кое-кто попросил повторить показанные приемы. Я охотно помогал бойцам, выступая в привычной роли учителя, как и должно командиру, каким я, правда, здесь уже не был.
Мое общее впечатление от бойцов Медведя было хорошее. Вообще, несмотря на вольное поведение, наемники были умелыми бойцами. Они твердо держались правил своего Цеха и никогда не бросали своих в бою. В массе своей наемники были тренированы для партизанской войны и разведки в лесу, и славились как стрелки и мечники. Война была только одним из занятий Цеха Наемников: они также нанимались в охрану караванов, торговых кораблей, обозов или путешествующих дворянских семей.
В этой группе была женская партия: три наемницы, оставшиеся от взвода в восемь женщин после последнего наступления. Обычно женщины-наемницы славились воинским искусством: иначе не выжить среди мужчин-солдат. По неписаным правилам, они держались подальше от наемников-мужчин, и все дела, в том числе и интимные, проворачивали в своем узком кругу. К этому давно привыкли за несколько веков существования Цеха Наемников, и даже не считали необычным. Как правило, женщин посылали на разведку.
Я встретил "наших" наемниц на третий день перевода к наемникам. Они вышли из небольшого рейда, грязные, оборванные, но целые. Как выяснилось, наемницы перед отходом обратно просидели на краю болота день и две ночи, наблюдая за противником.
Три женщины устало шли к палаткам. Впереди шагала широкоплечая и высокая, с мечом, за ней — тонкая и среднего роста, с луком на плече. Последней еле шла маленькая, с длинным кинжалом на поясе. Они были похожи на комы грязи и листьев. Я, стоя у своей палатки, внимательно рассматривал их, особенно тонкую с луком. Это была эльфийка.
В первые дни кое-кто из молодых наемников показали себя забияками и насмешниками, и я уже был вынужден съездить одному из них по физиономии за наглость, а повар чуть не схлопотал по шее от опытного солдата Адабана за манеру общения. К моему удивлению, никто из наемников не смеялся над грязными девушками. Двое — невысокий остроносый наемник и эльф — тут же поставили греться воду девушкам для мытья на кухне, причем невежливый повар даже не пикнул.
Девушки доложились сержанту Медведю. Он, забрав донесение (кто-то из наемниц был грамотен), ушел в штаб полка. Тонкая и маленькая наемницы не обратили на меня внимания и тяжело уселись на землю у своей палатки, большая же, скользнув взглядом, тихо спросила эльфа: