15. ПРОШЛОЕ НАПОМИНАЕТ
Был свободный день в Школе. У нас с Альтой было романтическое настроение. Стоял жаркий день, и мы с Альтой полетели купаться на океан, решив, что хоть сегодня не будем напиваться и устраивать глупости с Гироном и Веридом.
В последний раз они использовали специальное заклинание и выкрасили днем за несколько мгновений в розовый цвет карету одной маркизы, не очень любившей Гирона (какие-то старые придворные счеты). Был немалый скандал. Гирон взял всё на себя и получил выговор в своей Дипломатической Школе, но до дуэли не дошло. Верида выгородили из дела и послали представителем магов — менять цвет обратно. Он быстро управился с делом, но общение с Гироном на нем уже сказалось. Именно, в процессе перекраски он выставил из каретного сарая маркизы всех слуг, запер ворота, и завел с другой стороны сарая миленькую служанку, сразу ему приглянувшуюся. Через какое-то время служанка оделась и убежала в заднюю дверь, а Верид застегнулся и моментально вернул карете цвет. Затем он с триумфом распахнул ворота сарая. Встреченный восторгами слуг, Верид поддержал марку Магической Школы — два раза благородно отказался от вознаграждения, хотя и не был дворянином. На третий раз он взял деньги и с достоинством ушел обратно в Школу, где его ждала головомойка от своего учителя.
Сегодня Гирон был свободен от своего театра, они с Веридом вынашивали новые планы. Ну, а мы с Альтой сбежали, предупредив Рору, чтобы ни в коем случае не общалась с ребятами сегодня до нашего прилета. Рора, у которой уже начинался брачный период, сильно зевала: она не могла заснуть всю ночь и летала над школой — как бы в поисках партнера. Она сказала: "Да, хозяин", и пожала плечами. Затем сложила крылья и ушла спать к себе, тщательно заперев, по моему указанию, дверь своей комнаты.
Мы с Альтой махнули на две тысячи стадий на юг по береговой линии, где теплее. Там нашли безлюдный пляж и высадились на песок. За невысокими дюнами проходила узкая прибрежная дорога, полузаросшая травой, за ней начинался прибрежный густой кустарник, за ним — невысокий лес. Там, где мы спустились с небес, не было бухты, но в море впадал небольшой ручеек с чистой водой. "Не надо опреснять питье" — довольно отметил я. Впрочем, у нас с собой была сумка с вином и едой, которую мы бросили на песок подальше от вечернего прилива.
Я, не теряя времени, разделся и сложил одежду и обувь подальше от воды, Альта превратилась — и мы голые кинулись в соленую теплую волну. Прибоя не было, только волны слабо накатывали на берег. Проплыв шагов триста, я перевернулся на спину и начал качаться на волне. Догнав меня, Альта взяла за руку и тоже легла на спину. Было неизъяснимо хорошо, и мы долго поднимались и опускались в такт на волне. Я наконец понял, что впервые после смерти Калилы чувствовал себя счастливым. Альта излечила меня от горя.
Мы поцеловались и засмеялись, одновременно погрузившись в теплую соленую воду с головой.
— Пошли на берег! — весело скомандовал я. Ладонь Альты скользнула по моему плечу, по груди, животу и ниже, и она с обычной прямотой сказала:
— Да, пора, ты готов. И я тоже завелась.
Сильными гребками мы вымахали к берегу и вдвоем вышли, держась за руки. Никого не было вокруг, никто не мешал. Я оглянулся — ни на море, ни на прибрежной дороге никого не было видно, только на мокром пляже после отходящей волны суетились маленькие крабы и лопалась водяные пузыри, вылезая из маленьких дырочек, где сидели крохотные морские животные. На песке даже выброшенных водорослей не было, и хотелось лежать на нем. Волна мягко приходила и уходила, смывая следы.
Я повернулся к Альте и без лишних слов начал целовать в губы. Она сначала закинула руки мне на шею, затем опустила одну вниз и начала гладить мне бедра. Мы жадно толкались языками, наслаждаясь вкусом слюны друг друга, зажмурившись. У меня закружилась голова — и у Альты, очевидно, тоже, потому что она вдруг зашаталась и села на песок. Я нагнулся над ней — я не мог, не хотел отрываться от сладких губ. Она сладко шипела, целуясь. Я не устоял и грубо навалился на нее, как на какую-нибудь шлюху-маркитантку.
Уже начало темнеть, когда мы закончили наши дела и откинулись друг от друга. Я вытянул руку, и Альта положила на нее голову. Шумели волны, начинался прилив от двух лун — Большой и Средней. Очень теплая, почти горячая волна заливала лежащих нас, и опять отступала. Еще не наступила ночная прохлада, только начали появляться звезды. Медленно вставала Малая Луна. Мы долго молчали, измученные друг другом, чувствуя себя в стране любви, где вполне понимаешь близкого человека.
— Я должен опять начать рисовать, — вдруг сказал я. — И песни писать начать, что ли. Жаль, что с музыкой я не близок — еще и играл бы. Когда счастлив, хочется делать все хорошее, и не стесняться своего счастья.
— Я вообще-то играю на флейте и на виоле, — вдруг сказала Альта. — Напиши стихи — и мы с Гираном положим их на музыку, и Гиран отдаст ее своим знакомым актерам. Через луну ее будет петь весь город.
— Надо подумать, — улыбнулся я. — А они поймут стихи о самых красивых крыльях и хвосте в мире и об объятьях, в которых сладко умереть?
— Да, задача, — засмеялась Альта. — Но ты не волнуйся, не поймут у вас — поймут у нас. Подруги полезут рассматривать мои крылья — не крашеные ли? И будут искать на хвосте магические украшения!
— Крашеные крылья? — поразился я. — Однако!
— Ну, а ваши женщины любят красить волосы, — усмехнулась Альта. — Не вижу большой разницы. Ну что, одеваемся? Нам еще лететь обратно. Или посидим здесь до утра? Здесь здорово!
— Я проголодался, — сказал я. — У меня в сумке вино с хлебом, сыром и жареной курицей. Закусим?
— Можно, — весело ответила Альта. — А хочешь, рыбы наловим и поджарим? Заклинанием?
— Неохота возиться, — лениво сказал я, дотягиваясь до сумки, плотно закрытой от маленьких крабов и прочей морской мелочи.
Мы по-братски разделили пополам курицу, хлеб и выпили из горлышка бутылки красного сухого вина. Вино было легкое, с северных виноградников. С рыбой оно, возможно, и не пошло бы, а с курицей было в самый раз.
— Помнишь, тогда в прибрежную харчевню залетели, — вдруг сказала Альта, — там под рыбу белое вино было очень хорошее.
— Залетели и всех перепугали, — усмехнулся я, вспомнив, как остолбенели пившие пиво на веранде трактира моряки, купцы и рыбаки, когда с небес на пляж свалился огромный дракон со всадником на спине — сел, и сразу превратился в юную обнаженную девушку с кавалером рядом. — Но покормили нас там отлично.
— Слушай, а как вы на кораблях питались? — вдруг с интересом спросила Альта. — Как встарь, солониной?
— Нет, конечно, — лениво сказал я. — Сейчас просвещенное время, страна богатеет, о питании армии и флота заботятся. К тому же, страна приморская, есть флотские традиции. Есть установленные рационы. На каждом корабле есть судовой повар, готовит горячую пищу два раза в день, если команда не в бою. Перца много не кладут, чтобы гнилье на стол не попало — указание устава. Суп рыбный, суп с солониной, с овощами. Главное, очень густой, прямо как жаркое — так любят матросы.
Я с удовольствием вспомнил суп с солониной, немудреный, но приятный вкус которого оставался во рту целый день.
— В портах и в приморских харчевнях этими супами тоже кормят, они популярны. На корабле обычно есть маленькая рыболовная команда, поставляет свежую рыбу. В трюме всегда есть место для парочки коров или свиней. Мы, подходя к берегу, когда свежую воду брали, скотину закупали… или воровали, — сказал я, вспомнив беззаконные военные времена. — А кстати, зачем тебе это?