— Уф-ф! — сказал я, чувствуя, что бешенство уходит. — Все, можешь меня отпустить, я уже не лезу в драку.
Альта взглянула мне в глаза, приподняла мои руки и внезапно поцеловала их по очереди, затем отпустила. Затем она вздохнула и сказала:
— Я ничего не боюсь, милый, только боюсь, когда ты приходишь в бешенство. Тогда ты на всё способен, и это может тебя погубить. Помнишь, как ты один бросился на толпу жрецов смерти с саблей и не дрогнул? Ты спас столько детей!
Все вокруг удивленно открыли рты от такой новости.
— Тогда же обошлось, — пробурчал я, вытирая салфетками мокрую голову. Я вдруг со стыдом подумал, что делал все, чтобы помочь детям и драконам, и при этом драконы, в сущности, подставили меня.
— И вообще, это было давно. А теперь твои драконы кинули меня, а дети наверняка уже забыли, — мрачно сказал я. — Когда спасаешь, всегда так. Вот если я бы всех перебил, тогда бы помнили, и, может быть, даже восхищались бы моей жестокостью. Чему тут удивляться… А я так верил вашим. Вот такой из меня вышел помощник! Никакой я ни друг драконов, а просто наивный дурак.
— Но разве ты жалеешь? — грустно спросила Альта. — Разве ты такой?
Я, несмотря на ужасное настроение, невольно улыбнулся каким-то детским интонациям уже взрослой девушки-дракона, способной за короткое время сжечь город или разнести гору.
— Нет, я не жалею, — сказал я. — Во-первых, это было дело чести, во-вторых, мы действительно спасали детей, и, наконец, — я делал это для тебя. А сейчас пусть им кто-нибудь еще помогает! Пусть ищут другого идиота.
Я угрюмо задумался. Альта молчала, кусая губы.
— Я не хочу с ними теперь разговаривать, — наконец, со вздохом сказал я. — Все мы для них как недоумки, за разумных никого не держат. Вот только ты считаешь меня равным себе, уважаешь мои взгляды, а остальные…
И я махнул рукой.
— Мне стыдно за них, — тихо прошептала Альта. На глазах её выступили слезы. — Но это ты говоришь не о моих родных. Папа, мама и братья из-за тебя поругались с Великим Драконом. Вроде мелкий конфликт вышел, но они здорово испортили ему настроение. Отец вообще обвинил его в том, что мы тебя использовали и оставили без благодарности.
— Я знал, что они от меня не отступятся, — вздохнул я. — Но с меня хватит. Единственный дракон, которого я хочу видеть сейчас — ты.
— Можешь смотреть на меня днем и ночью, в любом виде, — вздохнула Альта, — я только рада. Лишь бы меня не отозвали раньше времени. Я так наорала на священную королевскую особу… и советника его покрыла твоими морскими ругательствами. А советник обозвал меня юной невоспитанной кретинкой. Отец, когда услышал, официально заявил, что еще одно такое слово — и тот получит официальный вызов на дуэль. И тут все сразу успокоились.
Я уже взял себя в руки. Мы помолчали, обнимая ладони друг друга. Это было необыкновенно приятно.
— Мы с тобой пропускаем много балов, — вдруг сказала она, — теперь надо будет ходить на все. Когда мы еще сможем потанцевать?
Я поднял голову и одобрительно посмотрел на неё.
— Правильно. Красиво оденемся, будем танцевать, веселиться, и плевать мы на них хотели! Молодец, Альта!
— Я просто подумала, — ответила она, — так хочется танцевать с тобой, а через три луны мы расстанемся на целую луну. Когда у нас очередной бал?
Я напряг память:
— Через девять дней королева дает бал на праздник Весны. Успеем подготовиться.
— Успеем, — послушно согласилась Альта.
Я посмотрел на сломанный стол, вздохнул и обратился к хозяину:
— Прошу прощенья, господин Лог. Я несколько увлекся… сгоряча… и сломал стол. Я завтра же закажу новый, а сейчас мои слуги поправят этот. Адабан, — обратился я к еще бледному слуге, уже усевшемуся за соседний стол и делавшему вид, что он ничего не слышит. — Принеси пилу, отпилим сломанный угол.
— Ничего страшного, — тоже вздохнул Лог. — Вы же знаете, у нас бывает и хуже.
Я вспомнил одну прошлогоднюю драку с пьяными солдатами, в которой посетители швырялись скамьями и столами, а я и Лог стреляли в пол, и согласился с ним. Адабан вскочил, но тут раздался уже совершенно спокойный голос Альты.
— Не надо пилы.
Она нагнулась, выпустила изо рта тонкий прямой язык огня, резко дернула головой — и отрезанный угол в два локтя длиной брякнулся на пол. Лог, его жена и служанки за их спинами благоговейно охнули. Я только сейчас обратил внимание на то, что они слышали все, что мы с Альтой выпаливали друг другу. Вследствие этого они были очень бледны. Кажется, мы здорово их напугали своим криком.
Адабан, не моргнув глазом, взял срезанный кусок стола и унес на задний двор, в мусорную бочку, пока Горман, спокойный, как обычно, протирал подрезанную столешницу чистой тряпкой. Затем я взял у Гормана сухое полотенце и окончательно вытер мокрую голову. Это меня малость привело в себя.
— Забудем пока что Великого Дракона, чтоб ему попасть в задницу левиафана! — решительно сказал я. — Рано или поздно ты будешь королевой вместо него. Только меня тогда не забудь, пришли мне цветы на могилу… если через тысячу лет эта самая могила еще останется. Не забудешь?
Я сказал эту глупость в порыве солдатского юмора, и не ожидал ничего в ответ. Но я ошибался.
— Забыть тебя? — странным, до предела удивленным голосом сказала Альта. — Забыть самого лучшего на свете, мою первую любовь?!
Я, да и все вокруг, были поражены её тоном и уставились на Альту. Она смотрела на меня с восхищенной улыбкой, осветившей всё вокруг. У меня рука потянулась к карандашу сделать набросок — так улыбка была прекрасна. Вдобавок, Альта внезапно засветилась неярким золотым светом, и сияние охватило весь трактир.
Живя бок о бок с девушкой-драконом и привыкнув к ее обществу, мы все позабыли о ее главной силе: магии. Сильные эмоции Альты пробили ее щиты, и, как я сообразил позднее, создали поле эмпатии, передавшей нам её нежные ко мне чувства. Я не мог наглядеться на сияющие глаза Альты. Наконец, с трудом смог оторваться от их горячего света, и оглянулся вокруг. Чудесная сила чувств моей юной возлюбленной охватила весь трактир. Гирон сдерживал нежную улыбку, думая, наверное, о своей актрисе. Адабан восторженно нам улыбался, как мальчишка; Горман без обычной своей хмурости кивал нам головой. Лог с женой стояли за стойкой, приобняв друг друга, вышибалы у дверей задумались о чем-то своем, приятном. Девушки-служанки радостно смотрели на нас с Альтой. Остальные посетители переглядывались с необычно теплыми улыбками.
Я сжал Альте руку и открыто улыбнулся в ответ. Глаза ее буквально засветились радостным огнем, так, что от них пошли самые настоящие лучи по комнате. Вокруг все восторженно вздохнули.
— Лог, самогону, пожалуйста, — солидным тоном сказал я, поглядев на сияющую Альту.
— Извольте, господин граф, — вежливым тоном сказал только что улыбавшийся Лог, отпуская супругу. В нем всё же сильно чувствовался человек прошлого поколения, когда было модно вести себя невозмутимо даже на пожаре или на дуэли. — А сколько вам угодно пожелать?
— Бочку, — сказал я и глянул на Альту. Она уже сменила свою нежную улыбку на обычную спокойную, и кивнула.
— Напьемся? — предложил я ей. — Только без буянства.
— Давай, — с полным спокойствием ответила она. — Только хочется хорошей острой закуски. Господин Лог, что у вас есть под самогон?
— Все, что угодно! — лихо ответил успокоившийся Лог, и толкнул ногой Путцу, сидевшего и подслушивавшего под скамейкой. — Принеси леди и графу все, что есть острого на кухне, всего понемножку. Что понравится господам — скажешь мне, и сервируем полное блюдо на стол.
Путца вылез, поклонился, глядя на нас с странным восхищением и побежал на кухню. Лог с пыхтеньем поставил у наших ног, как было заведено, первую бадью с самогоном и две мытые кружки. Мы черпнули ими самогону, чокнулись и залпом выпили. В голове у меня зашумело, в глазах все закружилось, как всегда, когда пьешь после боя или сильного волнения. Я внезапно обнаружил, что с двух сторон Альта и Гирон осторожно суют мне в рот соленый огурец, острый перчик, кусок вареного и просоленного мяса "по-морскому", посыпанного пряностями, маринованную луковицу и что-то еще. Жена Лога принесла нам горячий хлебец, и мы с Альтой честно разделили его пополам. Я захрустел закуской, прожевал мясо, и мне сразу стало легче, ушли круги перед глазами. Я даже смог заметить облегченное выражение лиц Гормана и Адабана, сидевших у стены, и умиленное кивание других, как видно, поволновавшихся посетителей.