— Спасибо. Не трудись. У меня есть холодильник, — торопливо соврал Линяев.
— Вероятно, паршивый? Не волнуйся, я достану отличный «ЗИЛ», — сказал Ложкин.
— Вот-вот. У меня и есть «ЗИЛ». Самый настоящий. Отличный «ЗИЛ».
— А-а… — ревниво протянул Ложкин. — А то смотри. Достану еще один. — И по глазам видно: опять ищет, что бы все-таки сделать Линяеву приятное.
Линяев совершил отвлекающий маневр.
— Кстати, сегодня художественный совет. Посмотри мой сценарий, может, скажешь пару слов в защиту, — сказал Линяев и протянул сценарий.
— Да что я тебе и так не верю, что ли? Ты же не новичок! — возмутился Ложкин и попробовал было улизнуть.
— А ты все же посмотри, — настойчиво попросил Линяев.
Ложкин взял сценарий, сел в кресло и, негодуя, принялся листать.
— Ну, что я говорил? Превосходно! — сказал Ложкин, возвращая сценарий, и, продолжая негодовать, вышел.
Позвонила Алина. Она говорила долго и сбивчиво. И про статью какого-то Вознока и про фильм «Баллада о солдате». И еще про что-то. Линяев ничего не понимал, но слушал с наслаждением. Что бы несусветное она ни молола, все для него почему-то было неимоверно важным. Он готов слушать без конца.
— Тебе все это неинтересно, — призналась Алина в заключение. — И, вероятно, сейчас ужасно некогда. Но мне нужен был предлог. Я хочу тебя видеть. Ты зайдешь вечером?
— Моя милая бюрократка, — рассмеялся Линяев. — Нельзя ли без волокиты? Если бы ты и не звонила, я все равно бы нахально пришел.
В дверях показалась голова секретарши и позвала на художественный совет.
— До вечера, — сказал Линяев и нехотя положил трубку.
Члены художественного совета расселись вдоль стен директорского кабинета. Линяев занял место рядом с Черниным и осмотрелся. Между телевизором и сейфом развалился Ложкин. Он поймал взгляд Линяева и по-приятельски подмигнул. Линяев кивнул в ответ, Сегодня должен обсуждаться его новый сценарий, но это его не волновало. Обсуждение обычное, какие бывают каждый четверг.
— Ну-с, — сказал директор, — сегодня на повестке дня сценарий Юрия Степановича. Кто желает высказаться?
— А что рассусоливать? — пожал плечами сельскохозяйственный редактор. — Тут ясное дело. Принять — и все. И пусть режиссер готовит передачу.
— Я тоже думаю: сценарий готов. Предлагаю перейти к следующему вопросу, — подал голос главный редактор.
— Я согласен с вами: Юрий Степанович — мастер, — директор смущенно улыбнулся. — Но для формальности надо бы. Для протокола, так сказать.
— Я скажу.
Ложкин поднялся и опять подмигнул Линяеву.
— Я думаю, сценарий слабоват и кое-где написан левой ногой. — И Ложкин принялся громить сценарий. Он осудил замысел автора и выразил опасение, что сценарий вообще нетелевизионен. Ложкин закончил речь и сел, не забыв снова подмигнуть Линяеву. Линяев смотрел на Ложкина, ничего не понимая.
— М-да, — озадаченно произнес директор, — может, нам действительно нужно разобраться?
— Признаться, и у меня были некоторые сомнения, — сказал главный редактор. — Но я виноват, счел их незначительными. Однако товарищ Ложкин лично мне открыл глаза. Ошибки в сценарии Юрия Степановича, теперь вижу, весьма существенны. Более того, они стали тенденцией в его работе.
За ним слово взял Чернин, обрушился на Ложкина, у Федосова он потребовал, чтобы тот расшифровал своя намеки, и тут началась катавасия. Вообще-то никто, кроме Ложкина, против не был. Но музыкальный редактор все же посеял зерна сомнения. Замутив воду, он довольно потирал руки и строил Линяеву многозначительные гримасы.
Наконец, после долгих дебатов сценарий был принят. Потом, когда закончился худсовет и Линяев вышел в коридор, его догнал Ложкин и весело хлопнул по спине.
— Я же тебе говорил: не сценарий, а конфетка. Каждый из нас подпишется под ним, не моргнув.
— Слушай, как тебя понять? Вначале ты говорил одно, потом другое. Теперь возвращаешься к первому? — спросил Линяев.
Ложкин заговорщически повел Линяева в сторону.
— Если бы я похвалил, сразу началось: «Вот друзья», «спелись», «кукушка, понимаешь, хвалит петуха» и тому подобное. Теперь амба! Все видели, что у нас с тобой дружба дружбой, а служба службой. Понял? Считай, что мы ловко усадили Федосова в лужу. Он-то от меня этого не ждал. Я видел по его глазам.
Линяев не нашелся что возразить. Только качал головой: ну и Ложкин! Ну и ну! Когда же он иссякнет, этот Ложкин?