— Если не стенные, то эти на твоей руке, — ответила Женя, сдерживая смех. — И не разбей зеркало. Иначе бабушка, наверное, помрет. — И повернулась ко мне. — Это память о первой бабушкиной любви. Его подарил молодой ювелир… Ну не тот, кто продает, а кто делает сам. Он и бабушка друг друга очень любили, но отец заставил его жениться на богатой. Типичная в бабушкиной молодости история, — закончила она, вздохнув.
Мы вышли на улицу. Навстречу нам из парка, дробясь о деревья, гремела музыка, на ее зов со всех сторон слеталась молодежь.
Завидев меж стволов лимонные огни танцплощадки, я оробел, сердце сжалось в кулачок, заныло от сладких воспоминаний о далеком студенческом прошлом… Мы стояли тогда, холостые независимые паладины, вдоль стен, подпирали их могучими лопатками. Девицы танцевали па де грас и делали вид, будто нас нет, а мы им мстили, отпуская изысканные ироничные шутки. Прошли годы, и я женился на одной из таких девиц, а сколько с тех пор утекло воды и вообще представить трудно. Теперь под моими глазами мешки и сквозь редкие стебельки шевелюры младенчески розовеет свежая плешь — самый возраст шляться по танцам.
— Я гувернер этой юной пары, — сказал я пожилой билетерше и, не дожидаясь, когда меня пристыдят и отправят восвояси, прикинулся огромной многопудовой мышкой и шмыгнул в проход.
Но паниковал я, как оказалось, впустую. На скамьях перед оградой, точно старые грачи на сучьях, сидели рядами пожилые дачники в пижамах и халатах, ни дать ни взять, у телевизора дома. И вдобавок никому до меня не было ровным счетом дела.
Женя и Андрей поторчали для приличия рядом со мной и улизнули на площадку. Их головы замелькали в толпе танцующих, запрыгали, словно на волнах буйки.
Этот танец был мне в диковину. В нашей семейной компании еще держался старый дробный фокстрот, и мы лихо шаркали под радиолу, легонько подталкивая спиной вперед своих многодетных дам.
А здесь вытворяли ногами черт знает что, и не отставали от остальных несколько моих сверстников. Ногой туда, ногой сюда, прыг-скок, прыг-скок. Трубач — подросток из здешних мастерских, натужно дул в трубу, подражая Армстронгу, а может, кому-то другому, новому и молодому, тому, кто пришел на смену великому Луи. Паренек дул изо всех сил, задавая жару.
Постепенно я освоился и объял взглядом всю панораму целиком. Мне стало понятно, кто тут к чему. Те, что не танцевали, плели интриги. Они кишели по эту сторону ограды, юные интриганы, — мадридский двор в миниатюре. Заговоры возникали и рушились на моих глазах. Сверкали зрачки и воображаемые шпаги. Здесь умирали по десять раз за вечер ради прекрасных дам и воскресали вновь. А чуть подальше, в темноте, за светлым кругом от лампы, дюжие молодцы со стальными фиксами пили из горлышка водку. Все это венчала труба. Она самозабвенно хрипела, стонала и хрюкала — по-прежнему под Армстронга или того, кто пришел ему на смену. Молодые эластичные легкие трубача жадно пожирали воздух, и кислород сгорал в них, будто в топке.
Потом вернулись утомленные друзья, устроили привал.
— Трубач здесь толковый, а ударник тютя. Еще ни разу не подбросил палку вверх. Вот в клубе водников ударник да! Кидает палки до луны и ловит, точно вратарь. Яшин, — сказал Андрюша, отдуваясь.
— А это массовик Алеша! Его так и зовут: «Алеша, не разбейся о работу», — добавил он и указал на пухлого мужчину, сидевшего в окружении женщин на соседней скамейке.
Когда все тут закрутилось до предела, сливаясь в сплошное пестрое пятно, я услышал женский голос, беспомощно сказавший:
— Отстаньте!
Он прилетел из глухой аллеи и был очень слаб в этом гаме. Его я скорее почуял сердцем, чем уловил ушами.
Но раньше поднялся Андрюша. Я еще только вставал со скамейки, а он уже был там и держал неравный бой.
Когда я подоспел, он лежал темной грудой на земле, а они топтали его ногами. Ко мне повернулся здоровый парень, как будто я был чудак и пришел за конфетой.
— Сюка, — только и сказал он.
Я вовремя ткнул его в солнечное сплетение. Он свернулся в дугу, можно подумать, надорвал от смеха живот.
Тогда второй, его соратник, решил узнать, в чем дело, и отвлекся от своего занятия. Я быстренько предложил ему крюк по скуле, излюбленный удар из полузабытой юности. И хотя наши вкусы не совпали, у соперника не было выбора. Он промямлил что-то неразборчивое и сбежал, натыкаясь на сосны. Его приятель умиротворенно брел поодаль, опираясь на крепкие стволы, а мы остались наедине со спасенной.
Мы помогли Андрюше подняться на ноги. Его успели изрядно помять, он трогал челюсть, стараясь вернуть ее на прежнее место.