Я приветствовал, но девушка не повела и бровью.
— Мумия, — коротко определила старуха.
Она имела на это право — ее кожу дубили в течение восьмидесяти лет, но и в той сохранилось поболее сока. Даже тут Наташа проиграла вчистую.
Затем мы поравнялись с дачей Зарытьева. Хозяин стоял у калитки босой, в одних пижамных штанах. Вид у него был сердитый и заспанный.
По ночам он бегал от ружья к ружью, а днем забирался в берлогу и храпел, завесив окна плотной тканью. Видно, его подняли с постели, он походил на медведя-шатуна, которому прервали сон задолго до срока.
— Федоровна! — позвал он балерину угрюмо. — Ты, Федоровна, передай своему отпрыску или кем он тебе. А передай вот что: если будет сшиваться по моим заборам, залеплю. Выскочу — и крупной солью впрок!
— А, — отмахнулась балерина. — Ты его спутал, Андрея. Что он не видел здесь? Впотьмах?
— Уж это я не знаю. И не моя забота. Но если он опять… носить ему по два заряда в ягодицах. На каждую по одному! Так и передай, — завел Зарытьев свое.
— Ишь, что! Уж не метит ли Андрей к твоей соседке-мумии? Не это ли хочешь сказать?
Балерина уперла руки в боки. Речь Зарытьева ей пришлась не по нраву. Она сощурила глаза, подбодрила с иронией:
— Ну, договаривай. До конца.
— На это мне плевать: мумия или еще кто там. Разбирайтесь сами. А я говорю одно, так и передай ему, — не уступал Зарытьев.
— Разуй глаза, кусошник! — произнесла балерина сварливо, на миг из лоска Мариинки выглянула базарная халда. — Не слушайте его, идемте! — она потянула меня за рукав.
— Что? Не по вкусу? Но я предупредил! — гаркнул Зарытьев вслед.
— Спекулянт гадкий! Дерет за клубнику. У самого под ногтями грязь, — пробормотала старуха, она была растеряна. — Вот выдумщик. Фантаст.
И заглянула мне в глаза, — не придал ли я всему этому серьезного значения.
— Ну да, он выдумал спросонья. Что только не взбредет спросонья, если бегать по ночам от ружья к ружью. Ошалеешь поневоле, — прикинулся я этаким недотепой.
— Вы-то умничка, — вздохнула балерина.
Весь оставшийся путь она была сосредоточена, молча стучала тростью и разошлась только на почте.
Здесь-то ее растормошило. Ей протянули посылку, и она насторожилась, почуяла какой-то звук, встрепенулась, сбросив неприятные мысли, точно покрывало, навела на посылку ухо. Потом она потрясла эту коробку, обшитую серым полотном. Как там булькало, было слышно даже в трех шагах.
Чуда не было.
Адрес и здесь был начертан химическим карандашом. Жена его обычно слюнявила, а потом ходила с фиолетовым языком, маленькая, смешная, словно первоклассница. Ей бы только косицы и форменное платье вдобавок.
— Ах вы, шалунишка-подпольщик, — лукаво пожурила балерина. — Ну и ну. А я-то голову ломаю, как он терпит. Это же хобби у него. Но сунешься в ларек, там отвечают: «не брал, с тех пор завязал, мол, наверное». А он-то что устроил, шутник! Она развеселилась вконец. Для нее разошлись тучи, выглянуло солнце. Мои небеса затянула серая хмарь.
— Помните женщину? — спросил я балерину. — Она еще как бы искала какого-то Иванова, когда я… ну, словом ушел в работу с головой.
— С запоем? Ну, как же. Такое не забыть.
— Речь о другом. О женщине. Как она выглядела… примерно?
— Вы хотите от меня многого, — и хозяйка игриво прищурилась.
— А все-таки, если подумать?
— Это уже бестактно, молодой человек, — пожурила балерина, — дырявая память — больное место у женщины моего возраста. Еще немного, и я рассержусь, честное слово.
Она хватила лишку, это быстро поняла и сказала следом:
— Только не вешайте нос. У вас-то все идет как надо.
И тут мне в голову пришла шальная мысль.
— Итак, закуска ваша, — сказал я быстро. — Ну, еще за мной бутылка угличской воды. И тяпнем по стакашке для начала.
— По сто пятьдесят! — подхватила балерина.
— По двести для ровного счета! Потом затянем песенку.
— «Хаз-Булат молодой», — предложила она с азартом.
— «Золотою казной я осыплю тебя». Подходит. Теперь засучим рукава. Готовьте два стакана.
— Один стакан. Для вас, — сказала вкрадчива она. — Если нет партнера. Я бы прислала Андрея, на вы-то знаете сами. От него не дождешься толка.
— А вы? Не выйдет номер. В одиночку я еще не пил, — соврал я, маневрируя.
— Привыкайте постепенно. В одиночку самый результат! А мне нельзя. Я женщина, — сказала она. — Это вам, мужчинам, суждено на роду. А нам заказано. Запритесь у себя покрепче. В порядке дебюта, что ли, — добавила старуха. — А там пойдет как по маслу. Важно сделать почин. Но что я вас учу? У вас таких починов тьма!