И только после напряженного ритуального приготовления с поражающими воображение деталями бабушка Лиза взяла старинный кофейник и перелила туда приготовленный напиток, затем поставив на стол вместе с тремя фарфоровыми чашками, одна из которых была слегка сбита у каемки. Хлеб, смиренно ожидавший с момента нанесения масла на кухонной тумбе, был также перенесен на стол. При этом Элизе приходилось постоянно думать об аппетитно скворчащих колбасках, то и дело переворачивая их. Звук душа наверху временно прекратился, но лишь затем, чтобы с новой силой продолжиться – в ванную пошел кто-то второй, а в одной из комнат загрохотали шкафы и тумбочки.
Заметно уставшая Элиза сняла кастрюльку с яйцами, вытащив их – дабы не обжечься – с помощью специального приспособления, и филигранно поставила каждое в серебряные пашотницы, каждую к своей чашке. Настало время для финального аккорда – мясных колбасок. Старушка ловким движением вилки и ножа, не протыкая их, чтобы сок оставался внутри, переложила все три на общую тарелку, на этот раз поставив ее возле кофейника по центру. Дело оставалось за малым. На кухне уже во всю хозяйничали неподвластные самому красноречивому поэту запахи готовки: пряные ароматы мяса, карамельно-сладкие нотки кофия, еле слышимый во всем этом многообразии запах варенных яиц – дом начинал играть новыми красками. Ко всему торжеству ароматов вежливо вписывался запах благородного дерева – дом начинал прогреваться от солнца. А финальной точкой – словно капли лимона на приготовленную рыбу – была свежесть реки, протекавшей буквально через пару метров от окна. Элиза достала серебряные приборы, творог и две стеклянные банки, липкие по бокам – одну с душистым медом, а другую с ежевичным вареньем.
Все было готово к трапезе, поэтому Элиза, как обычно, загоняв себя и устав уже под начало дня, села на стул, и направив свою голову в сторону лестницы на второй этаж, откуда уже не доносились никакие бытовые звуки, кроме неразборчивого разговора, громко, предварительно набрав полные легкие, крикнула:
– Завтрак!
С небольшой задержкой Альберт с Гертой появились на лестнице и, по всей видимости, продолжали дискуссию, начавшуюся еще после умывания, о каком-то предстоящем театральном событии, в скором времени должным проходить на главной площади, и давно необходимым наличием отдельного для таких мероприятий здания. По планировке дома лестница у семьи Элизы была прямая, белесая с желтовато-красным оттенком, сделанная из дуба. Она была богато отделана косоурными балками с перилами и балясинами, на каждой из которых красовалась гравюра герба Беллуно – щит синего цвета с двумя, пересекающими друг друга по центру желтыми линиями, сверху на которых горделиво стояли два дракона-змея. Сверху над щитом ореолом возвышался Замок Беллуно, а снизу всю это картину опоясывали две веточки местных деревьев – рябины и дуба – перевязанные ленточкой, символизировавшей устоявшийся мир. Весь остальной дом, состоящий из нескольких коридоров, прихожей и восьми комнат, среди которых было три спальни, две гостиные, кухня, обеденная и ванная, были отделаны в богатой манере с высокими потолками, в очередной раз подчеркивая значимость семьи фон Дерихт и заслуг ее предков перед славным городом.
Влюбленная пара спустилась, устремившись сразу к столу, однако, в коридоре их застиг Шнобель. Он был выучен не мешать хозяйке во время готовки и тихо ожидал своего времени в уголке. Поэтому, заприметив своих высоких друзей, Шнобель дал себе волю и, начав энергично издавать звуки и вилять хвостом, закрутился вокруг Альберта с Гертой. За что был награжден приветствиями и ласками, правда не на долго, так как завтрак уже был готов, остывал и ждать никого не собирался. Наконец, возбужденные разговором ребята уселись за стол, а Шнобель побежал сноваться в гостиную.
– Доброе утро! – весело проговорили они в унисон.
– Доброе, доброе, – устало ответила Элиза. – Ешьте, пока холодным не стало, приятного аппетита.
– Приятного и тебе, ба, – ответила пара и каждый заулыбался от очередного синхронного ответа.
Над поставленными тарелками замельтешили руки, с вожделением стараясь ухватить как можно большее количество дополнения для своего кусочка хлеба.
– Что, снова куда-то собрались? – начался ежедневный утренний расспрос внуков.
– Да нъет, ба, – Альберт взял инициативу на себя, стараясь при этом одновременно жевать и разговаривать. – Мы опфуждали, што пара бъы дафно поштроить одельное ждание, а не правадить шпектакли на площади, – здесь Альберт увлекся и, перестав совершать новые укусы, начал энергично пересказывать тезисы спора, не представляя более возможным держать свою точку зрения в неведении от Элизы. – Однако мы разошлись во мнениях: я считаю, что это может создать целый пласт новой культуры, когда люди будут приходить не только ради самого спектакля, но и ради здания. Оно будет невероятно красивым: из мрамора снаружи и отделанное золотом внутри. У артистов будут свои помещения, где они смогут совершать туалет, а на сцене у них будет возможность репетировать и все равно никто не будет знать, что они покажут, поскольку репетиция будет закрытая. А в перерывах между актами спектаклей люди смогут есть лучшую пищу, пить вино и обсуждать вместе просмотренное зрелище. Это здание начнет вдохновлять все больше людей, им станет интересно его посетить, а затем, возможно, и приобщиться к профессии артиста. После выступления мы будем, как это бывает и на площади, дарить цветы, но только в этом здании они не станут грязными после падения на каменную кладку, их не унесет наш буйный ветер – артисты просто с благодарностью их возьмут, и мы все будем стоять счастливые, не до конца понимания произошедшее, кто-то заплачет, а кого-то переполнит гнев от грустного финала, но мы все будем стоять под одной крышей, будем хлопать и понимать, что мы все часть одной большой семьи.