- Эй, молодёжь! - Тимоха аккуратно постучал деревянной ручкой черпака по полуприкрытой входной двери в первую же по ходу камеру. - Как тут у вас? Войти можно?
- Заходь, дядь Тихон, заходь, - раздался из-за неплотно прикрытой двери звонкий девичий голос. - Мы уже готовы завтракать.
Ой, как есть хочется.
Молодая весёлая егоза, Софийка, младшая дочка его старого друга, Степана Верстового с портового конца, шустро подскочив к вошедшему в арестантскую камеру сторожу, весело подхватила из его рук тяжёлые, исходящие паром судки и поспешила водрузить их на широкий тюремный стол.
Матово блеснувшая на пальчике молодой девчонки в свете двух горящих в камере слепящих бензиновых ламп крупная белая жемчужна, в тонкой работы золотой оправе, недавний подарок жениха, кольнула глаз старого сторожа нездешней, безумной дороговизной.
- "М-да, - проводил старик взглядом явно демонстративно напоказ выставленную драгоценность. - Богатого женишка себе девонька отхватила. Теперь семейство её и слова худого против парня не скажет, а Стёпка Верстовой явно только делает вид, что не знает, где целыми днями и ночами пропадает его дочка.
Наверняка давно уже просчитал все открывшиеся с таким богатым будущим зятьком выгоды. Жук тот ещё. Сразу понял, что золотишко у паренька явно не последнее. Да и слава богатого добытчика, удачно сходившего с городскими поисковиками в Пустынные земли, дорогого стоит. И то, что звенит сейчас в кошельке у парня, по слухам, ой, как далеко не последнее. Говорят, что много всякого добра скрывают в этой компании землян, к которой так удачно прибился бывший нищий сирота. Намедни слыхать было, что мать парня уже даже в Совет заявку подала на выкуп родовых земель, заложенных в казну когда-то давно, ещё её погибшим на границе мужем. А уж такие-то слухи на пустом месте просто так не появляются.
Похоже, правду в городе говорят, что золотишко у парней из поискового отряда Димона Счастливчика водится. Могут позволить себе пошиковать.
Да, есть денежки у паренька, есть, - остановил он взгляд на роскошном убранстве обеденного стола в каземате, которого вчера ещё не было".
Покрытая дорогущей расписной льняной скатертью старая столешница, привычная больше к обычному для неё тяжёлому железу мечей, даже не скрипнула под невесомым грузом пары водружённых на неё лёгких судков с завтраком.
- Что тут у нас? - молоденькая симпатичная девчонка с маленьким курносым носиком, с вожделением втянула в себя разлившиеся по комнате одуряющие ароматы принесённого варева. - Ва-у! - в восторге закатила она глаза. - Жульён из белых грибов! Борщ! Расстегаи со щурятами! Хлеб свежий! Пирожки!
Взвизгнув, молодая девчонка вонзила сверкнувшие белым зубки с тёплый, только из печи пирожок. На гибкой шейке её тускло блеснула короткая нитка крупного жемчуга.
- "Мамочка! - мысленно ахнул старик, на миг даже впав в ступор. - Это же... Это же жемчуг! Не было же вчера! Точно. Точно парень женится. Ох, свезло Стёпке с зятем, ох, свезло".
- М-м-м! Мои самые любимые, с капустой..., - мечтательно закатила глазки к потолку девчонка.
Завтра ты опять у него обед закажешь, - требовательно ткнула она своим пальчиком куда-то себе за спину. - Брахун - лучший, - со знанием дела уверенно заявила она.
"Ну, да, - с усмешкой подумал старый сторож, глядя на вдруг проявившиеся у девчонки последнее время несвойственные ей ранее хозяйственные ухватки. - Девонька уверенно входит в роль молодой хозяйки".
Сашка! - взвизгнула девчонка, подпрыгнув от щипка ниже спины. - Я разолью весь обед, негодник.
- Какой такой обед, - из-за спины девчонки показался молодой рослый парень в небрежно накинутой на плечи кипельно белой льняной рубахе, распахнутой до пупа и с толстой витой золотой цепью на шее. Деловито почёсывая голое брюхо, он с интересом шарил голодным задумчивым взглядом по принесённой еде. - Это же завтрак, Софийка. Только завтрак! Обед будет позже.
На миг прижавшаяся к парню девчонка кокетливо взвизгнула, отскакивая в сторону от очередного лёгкого шлепка по круглой попке, и оба счастливо рассмеялись.
- Ну, вы тут разбирайтесь, когда у вас обед, а когда завтрак, - улыбнулся понятливо стражник. - А я пойду другим порции отнесу. А то, как бы не забыть, кому что. Тут мелкая пацанва понатащила со всех окрестных трактиров блюдов разных, а старшой запрещает посторонних пускать в арсенал. Приходится самому таскать. Как бы, не напутать кому чего.
Эх-хе-хе, - демонстративно жалостливо посетовал сторож. - Кости мои старые, натружённые. Так перепутаешь, потом ваша же братва с меня ещё и стружку снимет за путаницу. Повадились с трактирных кухонь столоваться, каша арсенальная им, видите ли, не по нраву. И нет, чтоб из какого-нибудь одного. Нет, ведь город на уши поставили, соревнование учинили. Да ещё и премию победителю назначили. В каком трактире повар лучше, тому сто золотых! Бешеные деньги! Транжиры, - осуждающе покачал он головой, явно не одобряя подобного непотребства.
А те тоже хороши, - недовольно ворчал он дальше. - Вздумали мне указывать, чтоб я не забывал указать от кого именно чей судок. Совсем обнаглели беспредельщики. Лучше б надписали свои короба, раз такие умные.
А ты, егоза, - напоследок погрозил он пальцем в сторону девчонки. - Чтоб вечером была дома. Мать беспокоится, куда это дочка её пропала. Который день пошёл ужо, как ты сюда переселилась, а матери хоть бы весточку передала, что, мол, да как. Всё потом да потом. Мать же есть мать. Беспокоится. Никакой чуткости.
Эх, молодёжь, молодёжь, - снова закряхтел он, прикрывая за собой дверь и не слушая больше весёлую возню, донёсшуюся из-за неплотно прикрытой двери.
- Завтрак-завтрак, - слышен был оттуда придавленный возмущённый писк девчонки.
- Потом-потом, - последнее, что он услышал из этой камеры.
- Придётся мне Стёпкиной Ганне самому передать, где её дочка все эти дни пропадала, и чтоб скоро не ждала, - тяжело вздохнул сторож. - А то ведь пока эту егозу силой из камер не выгонишь, так ведь и не разойдутся. Этот, как его - курорт, понимаешь ли, устроили, - пожаловался он непонятно кому. - Пойду теперь других будить...
Встреча старых друзей.
Толстая, массивная дверь тюремного каземата недовольно скрипнула давно не смазываемыми, проржавевшими петлями, и в широко распахнувшуюся дверь не вошёл, а буквально ввалился среднего роста, крепкий, хорошо одетый мужик.
- Ну! Где тут дебошир, тунеядец и фулюган? - радостно заорал вошедший, высоко подымая над головой мощный бензиновый фонарь и ярко освещая мрачные тёмные стены старого каземата. - Где тот мерзавец, что посмел уничтожить с таким трудом построенную всем городом на общественные деньги стратегически важную дорогу? Где он тут есть, диверсант и вредитель?
Где этот Димон, прозванный Счастливчик, которому больше бы подошла кликуха - "Провокатор", который вверг нас в очередной разорительный проект, теперь уже по восстановлению порушенного былого великолепия.
Это я про дорогу говорю, если кое-кто ещё ничего не понял, - негромко рассмеялся вошедший.
- Явился. Где тебя только черти столько времени носили? - раздался из дальнего угла недовольный хриплый бас. - Я тут сижу-сижу, точнее, лежу-лежу, а тебя всё нет и нет. Безобразие.
Свет прикрути, глаза режет, - донёсся оттуда же из угла тягучий ленивый зевок.
Что у тебя за дурная привычка, Сидор, являться ни свет, ни заря. Спать не даёшь, да ещё и светишь тут...
А если б у меня тут была женщина? Что тогда?
- Народ в поле, - весело расхохотался вошедший. - В отличие, кстати, от тебя. Это ты у нас отпускник, который день уже ленишься и от работы отлыниваешь. А девочки твои вкалывают с самого раннего утра, как положено. У Беллы не забалуешь.
- Имею право-о-а, - смачный ленивый зевок донёсся из угла. - Я этот, как его, добытчик. Во!