— Что за смех? Что тут смешного? Рашко, ты чего гогочешь?
Рашко вскочил, но молчал.
— Иван? Пламен? Молчите! Почему? Скажите мне — и я посмеюсь вместе с вами. Эвелина!
— Извините, товарищ Пиперов, но у вас на голове пляшет листок бумажки. Нет, не там. На самой макушке…
— Достаточно! Правильно! Дай свой дневник! Впрочем, не надо. Спасибо! Садись.
Учитель снял с головы листок бумажки и внимательно посмотрел на него.
— Ага, формулы! Шпаргалка? Значит, списываем? Ты что же это, Румен, думаешь, что если ты в школьном оркестре ударник, то можешь греметь тарелками как вздумается? Давай сюда дневник!
— Нет у меня дневника. Забыл дома! — глухо выдавил Румен.
— Еще лучше! Пусть завтра же мать придет в школу.
— Товарищ Пиперов, позвольте я в перерыв сбегаю за дневником. Ну, пожалуйста…
Допустить, чтобы пришла мать? Нет уж! Она сразу же спросит, как у него дела с игрой на скрипке и… крышка!
— Румен, вот твой дневник! Он упал на пол, под парту. Возьми! — выкрикнула Лиляна, соседка по парте.
Из двух зол меньшее — это праздник. От радости Румен посветлел и торопливо подал дневник учителю. «Потом дам его на подпись папе. Он немного поругает, но…»
— Давно я не писал больших замечаний, — объявил Пиперов и двинулся к учительскому столу. — В другой раз не будете делать домашние задания на уроке пения.
— Товарищ Пиперов! Это не домашнее задание, это чертежи. Я только смотрел на них…
— Полюбуйтесь, что это по-вашему?
И учитель снова показал классу тетрадку. Неожиданно, всем на удивление, с места поднялся Оги и твердо сказал:
— Точно! Это домашнее задание по геометрии.
— И ты, Оги… — сокрушенно выдохнул Румен.
И умолк. Оги, его друг! Как он мог! Такой удар в спину! Сердце сжалось от боли. На глаза навернулись непрошеные слезы. И чего он выскочил? Ведь знает хорошо, что это ракеты!
Пиперов писал, улыбался и писал, постукивал по столу камертоном и писал. Губы у Румена сами собой скривились, а лицо Оги в его глазах почему-то вдруг стало расплываться, расплываться — как будто в кривом зеркале. «Нет, он теперь никогда никогда не заговорит с Оги! Конец их дружбе! И на запуск ракеты ни за что не пригласит его!»
— Вот тебе маленькая кантата! Надолго запомнишь ее! Надо же, из всего класса мои слова запомнил только один Марин! Все забыли! Даже Данче, Лиляна, Сашко. Не ожидал! Да-а, печально, но факт.
— Товарищ Пиперов, — поднялся из-за парты Сашко.
— Садись. Поздно, Сашко, поздно, да!
Сашко сел. Теперь на его долю достанутся лишь упреки всего класса, а вот Марин ухватил золотое яблочко.
Прозвенел звонок. Пиперов отдал дневник Румену и вышел, едва сдерживая улыбку. Он спешил в учительскую, чтобы рассказать своим коллегам о чрезвычайном происшествии в классе. «Помрут со смеху!» — предвкушал он веселую минуту.
Румен машинально сунул дневник в портфель и бессильно опустился на место. «Опять заработал: положил на сберкнижку кучу оплеух и званий — такой-разэтакий. Но Оги, как он мог так поступить?!»
— Румен, дай взглянуть на кантату. Ну дай, жалко, да! Как она звучит — ля-а-а!
Несчастья бывают двух видов: свои и чужие. Первые для тебя самого — рев и слезы. А от вторых «можно просто лопнуть со смеху».
— Кыш! Кыш! Чего собрались? Что вам тут глазеть — медведь женится? Вы что, оглохли, что ли?
Оги хватал мальчишек и выталкивал их вон. С девчонками было проще — ущипнет одну-другую, и те с писком разбегались.
— Румен!
Румен упорно смотрел в одну точку на парте, делал вид, что никого и ничего не видит и не слышит.
— Румен!
— Я с тобой и говорить не хочу, Оги! Ты мне не друг!
— Я?
— Да, ты! Ты глупый бизон! Бизон!
— Я?
— Ты?
Оги подскочил к парте, сжав кулаки. Он никому не прощал этого оскорбления. Но сейчас он внезапно повернулся к Румену спиной и пошел к выходу. «Так тебе и надо, бизон!» — пытался Румен разжечь в себе презрение к другу. Но почему-то тут же почувствовал, как все его существо наполняется недовольством собой. В выражении и в походке Оги было что-то такое, что невольно вызывало горечь. Ну да, наверное, несправедливо обидел друга. Румен снова плюхнулся на свое место.
— Румен, выходи! Заглянет дежурный учитель, опять будет скандал…
В перерыве ученикам не разрешалось оставаться в классах.
Что записал ему в дневник Жюль? Любопытство распирало его, и в то же время Румен не смел раскрыть дневник. Что скажет он в оправдание дома? Что соврет, когда вернется… Когда вернется? И вдруг в его голове мелькнула гениальная идея. Он выскочил в коридор и бросился разыскивать Венци и Мирека.