Славный мальчишка вспомнил о дневнике. Сейчас, пока никого нет, самое время посмотреть, что там ему влепил Жюль… Дневника не было! Как же так? Он же собственными руками сунул его между геометрией и песенником. Перерыл весь портфель. Нет его! Ага, видно кто-нибудь из тех, любопытных стащил. Ну, уж если он узнает кто — отлупит! Пусть не лазает по чужим портфелям! А может, никто и не брал? Он стал перебирать в памяти весь день. В мозгу замелькали отрывочные картинки. Значит, так. Дома, в обед, так, он взял со стола дневник. Пошел одеваться. Оставил его на вешалке. Потом? Забыл там? Ну, конечно, забыл! Память услужливо подсказала: точно! Он не брал дневника с вешалки. Тогда как же так? Откуда взялся тот, в школе? Ну и загадка!
Дверь в прихожую распахнулась и захлопнулась так, будто кто-то толкнул ее изо всей силы. Румен быстро отбросил портфель в сторону и сделал безразличный вид. Открылась и дверь в кухню. Бам! Блажко толкнул ее задом, не оборачиваясь. Висевшие на доске черпаки звякнули и закачались. Маленький, толстенький, с пухлыми ягодицами, он смело отправился прямо к шкафчику. Открыл дверцу. Мастерски пощупал хлеб — какая из буханок мягче. Без колебаний отрезал ломоть. По локоть запустил руку в банку с брынзой. Достал кусок, критически его оглядел. Видно, он показался ему маленьким, и он сунул кусок обратно. Достал другой. Тот оказался еще меньше. Но Блажко тут же аппетитно сунул его в рот и облизал пальцы. Запустил руку в третий раз — наконец-то! Кусок брынзы оказался не меньше ломтя хлеба. Блажко собрался было уже уходить и тут увидел Румена. Он улыбнулся до ушей, но прошел мимо молча. На обратном пути он уже не смог закрывать двери задом, потому оставлял их открытыми.
Румен и Венци поделились своей тайной только с Миреком и попросили его быть у них «тайным связным»: надеть шапку-невидимку и встречаться то с одним, то с другим, передавать письма и записки. Пароль — воркование голубя. Мирек слушал, согласно кивал головой, но не верил ни единому их слову. «Эти хитрецы строят какую-то ловушку и думают, я попадусь на их удочку. Дудки!» Он проследил за ребятами, пока те не вошли в дома и только тут ахнул от удивления. Немного погодя на улице появились и другие мальчишки. Оги, Минчо и еще один, кажется, Христо или Ичо, о котором здесь пока не упоминалось. Карменки пришли попозже. Из школы они возвращались не торопясь, болтали глупости о всякой всячине, останавливались у витрины магазина поглазеть на ткани. Гога подошел прямо к старику-торговцу. В руках у него была записная книжка. А Сашко как-то бочком, виновато прошмыгнул в дверь своего дома.
— Мирек, ты не видел Румена? — спросил Оги.
— Ты тоже все знаешь? — удивился Мирек.
— Один я и знаю. А разве он и тебе сказал?
Хотя мальчишки говорили о разных вещах, но быстро разобрались. Оги так и подпрыгнул от неожиданности. Вместе побежали рассказать обо всем журналисту. «Бомба! — только и вымолвил Гога. — Пойдемте в редакцию». Тетя Цецка рассказала Райничке. Райничка — Эвелине. И обе тоже решили сообщить Гоге.
Голодный Венци был прав. Гога действительно долго мучился, высасывая вопросы из пальца. А Оги, как Венци и предполагал, мешал ему. Он висел у него за плечами и после каждого слова кричал: «Готово! Молодец!» А после всякого «молодца» Гога зачеркивал написанное слово. Кто знает, сколько тянулась бы эта процедура, если бы Оги не сообразил, что не следует заглядывать в блокнот. Да и то лишь после того, как Гога рявкнул: «Хватит висеть над душой!» Оги отошел и буркнул: «Смотри, какой нервный спецкор!» Он сел в сторонке и издали наблюдал за творческими муками «спецкора» Гоги. Он сгорал от нетерпения: скорей бы отнести эти листочки Румену и Венци. Надо же, Мирек в первый раз сказал правду, хотя и очень похожую на ложь!
Однако Райничка сама схватила записку для Румена и тем самым лишила Оги половины удовольствия.
— Ничего, Оги, — успокоил его редактор, как только девчонки ушли. — Ты будешь специальным связным газеты.
— А как же Мирек? — спросил Мирек. — Я ведь маленький, мне легче. А потом — кто вам обо всем рассказал, а?
И он отправился вместе с Оги. «Ну вот и я стал специальным связным!» — думал про себя Оги и улыбался.