— Это нехорошо. Ты что, не знаешь? — сказала тетя Цецка.
Мальчонка в свою защиту признался честно.
— А я это для братика Венци. — И он выпихнул колбасу из-под тарелки, чтобы все ее видели.
— Румен, ты что пьешь — вино или лимонад? Ну-ка, подай свой стакан.
— Миле! Опоишь ребенка!
— Один глоток — пусть горло промочит. Нечего за столом сидеть как надутая барыня. Личко, подай гитару! — он тронул струны, настроил гитару и взял несколько аккордов.
— Концерт по заявкам! — объявил дядя Миле.
— Из старых популярных песен, — дополнила Райничка, и ее лицо расплылось в улыбке.
— Для тебя — старые, для меня — молодые! — он откашлялся. — Эх, не дули бы ветры по шоссе, какой бы из меня Адамо получился. «Вдоль лесочка-а-а тропка вье-е-тся… — подтягивай, Цецка, — на тропинке той девчонка, одинешенька — одна-а-а…»
Видно, сильный холодный ветер дул по дорогам и шоссе — голос его скрипел простуженно, но верно, сердечно. Пели все. И были грустными или веселыми, в зависимости от слов песни. Самой печальной была песня о маленькой продавщице цветов.
— Папа, а это правда было так? — спросила Райничка. — На самом деле были такие маленькие продавщицы цветов?
— Были, дочка. Раз есть песня.
— А от чего умерла ее мама?
— Эх, дочка, от чего умирают люди? От тяжелого житья!
Дядя Миле одним духом выпил стакан вина и снова ударил по струнам.
«Рамона…»
Он пел и смотрел на тетю Цецку. Глаза маленькой женщины смеялись. Может, эта песня была связана с дорогим воспоминанием, о котором знали только они двое.
— Хватит! — сказал дядя Миле и передал гитару Личко. — Радиопередача продолжается современной музыкой. Ну, Личко, как там у Пешо с его корытом?
— Ничего. Дело идет к концу.
— И чего вы возитесь с этой рухлядью? Пешо ведь внес деньги на новую машину?
— Тренируемся. Будем участвовать в соревновании старых автомобилей.
— Вам придется убрать ее с пустыря, там ре шили разбить скверик.
— Скверик? — с тревогой переспросил Румен.
— И выдумают же! — пробормотал Личко.
— Так принято на районном собрании. Коста предложил. Травку посеют. Две-три скамейки…
— А дом? Там же собирались построить дом? — спросила тетя Цецка.
— Откуда мне знать, снова отложили со строительством дома. Говорят, будто места мало, что ли. Вот снесут дома Савчовых и Делкиных и построят многоэтажный, кирпичный…
Славный мальчишка закусил нижнюю губу. Скверик? Со скамейками и надписями: «По траве не ходить».
— Эх, как вспомню, что тут было в старое время, — размечтавшись, продолжал дядя Миле. — Помнишь, Цецка? Домишки, дворики… А весной, когда зацветут вишни…
— А грязь забыл?
— Верно, была грязь. Будто клей. Пойдешь в калошах — вернешься без них. На том месте, где сейчас баня, находилось чистое поле. Мы его называли «Полянкой». Сколько там сыграно в футбол! Я даже пальцы на ней сломал. Мяч гоняли босиком, не рвали подметки, как вы теперь.
Дядя Миле налил себе вина, отхлебнул.
— Грязь, говоришь, Цецка. А сейчас что? Камни! И наша улица стала каменной. И эти большие дома, которые отнимают у человека воздух и голубое небо…
— Скорей бы получить в таком каменном квартиру, вырваться из этой тесноты и сырости. Я о другом и не мечтаю, — прервала его тетя Цецка.
— Я тоже! Ради этого целые дни провожу под машинами, ремонтирую их.
— Дядя Миле, а правда, что вы играли в команде «Славия»? — спросил Румен.
— Гу-ур-р! Гу-ур-р!
— Играл. Недолго. На третьем матче сломал ногу. Что с ней там делали врачи — не знаю. Но только срослась она не совсем правильно.
— Это неинтересно, — вмешался Личко. — Ты, отец, расскажи лучше о «Балканском орле».
— А что, стоит! Цеца, подай шкатулку.
Тетя Цецка принесла шкатулку с выжженными на боках рисунками. В ней, казалось, хранилась вся прошлая жизнь дяди Миле. Здесь были старые фотографии, разные свидетельства, квитанции об уплате налогов, блестящая цепочка, туристский значок…
— Не смейте трогать! — строго сказал дядя Миле, отталкивая тянувшиеся к шкатулке руки детворы. — Ах, чтоб тебе! И куда запропастилась эта расписка? Эй, вы, шпингалеты, кто-нибудь рылся в шкатулке? Я же вам говорил — руки тому переломаю! Ага, вот она!
Глава шестая
И СТАЛИ МЫ «БАЛКАНСКИМИ ОРЛАМИ»
потому что во-он там, у самой школы, уже были одни, которые назвались «Орлами», — начал дядя Миле. — Нашим районом был квартал улицы Балканской. Вот это мой членский билет. Не трожь его, Блажко! А это — расписка о членском взносе. Расписка помер один. Я был кассиром, и первую расписку выдал самому себе.