Поиски собственных стотинок действительно оказались делом нелегким. Весь квартал давно исчерпал ресурсы от акций по сбору и сдаче вторичного сырья и других мероприятий. А обмен и перепродажа шариков честно не решали вопроса. Оги продал Миреку десять шариков. Мирек — Румену. И так из рук в руки шарики снова вернулись к Оги. Но каждый теперь отвечал на страшный вопрос — откуда деньги:
— Продал десять шариков.
— Не бойтесь! Выход найдем, — оптимистически продолжал подбадривать Румен.
— Какой? — с надеждой обращались к нему.
— Не знаю, — со своей обычной точностью признавался Румен.
Руменчо-младший вернулся к Венци с двадцатью стотинками в руке.
— Ты откуда их взял? — снова заревел на него кассир.
— Из своей копилки. От Нового года остались.
Все с завистью посмотрели на Руменчо-младшего.
Гога и Данче нарезали картонок и стали изготовлять членские билеты Данче очень хорошо рисовала. Она осторожно вырезала из куска резины орла. С волнением шлепнули эту «печать» на чистый листок бумаги.
— Эх-ма! — вздохнул Гога. — Традиция и вправду вещь великая.
Отпечаток здорово смахивал на курицу.
Глава десятая
«КТО СЕЕТ ВЕТЕР, ПОЖНЕТ БУРЮ»
а «кто сеет бурю, пожнет гром». Славный мальчишка был глубоко убежден, что если и дальше продолжать, то тот, «кто посеет гром, пожнет громоотводы». И не знал только сеятель, что же он пожнет и вообще состоится ли жатва. Есть такие грозные поговорки, целая связка — от них волос дыбом поднимается. В них во всех глубоко прячутся скрытые мысли. И еще одного не знал славный мальчишка: что сегодня он посеял в школе? Громоотводы или наоборот?
Вечером он чинно и благородно сидел в своей комнате и для отвода глаз держал перед собой учебник географии. Время от времени к нему заходили то мать, то бабушка и подозрительно посматривали: чего это он так притих. Тут что-то нечисто!
Когда он был маленьким, и если случалось набедокурить, его наказывали — ставили в угол, в тот самый, в котором сейчас стоит телевизор. «Только посмей шевельнуться! И подумай хорошенько над тем, что ты натворил!» Перед носом грозили пальцем и оставляли одного «думать». Он стоял в углу и, конечно же, не думал. И так очень хорошо знал: обливаться водой с головы до ног — плохо, нехорошо и свежую газету рвать. А однажды, когда он остался минут на пять дома после обеда один, он расколотил кофейную чашку. И тут же сам пошел и стал в угол, опустив голову. Так и застали его родители, в углу. Потом еще долго они рассказывали об этом случае знакомым… Да-а, тогда, хотя он и был маленьким и вроде бы глупым еще, в жизни все для него было яснее ясного. А теперь?
Теперь его беспрерывно сосало какое-то беспокойство. И даже когда он не чувствовал за собой никакой вины — все равно ждал наказания.
Оги, после того случая с Людовиком XXVI, самым прилежным образом учил уроки по истории. И это несмотря на то, что он уже не собирался быть профессором, а хотел стать футболистом. Он страшно не любил, чтобы над ним смеялись. Геродот же не любил ставить двойки и каждый раз, когда входил в класс, пристально смотрел на Оги. Ждал, когда тот сам поднимет руку. Но Оги опускал глаза.
— Я знаю урок, но терпеть не могу сам напрашиваться, — говорил он Румену в пятницу. — Как только направлюсь к доске, все вылетает из головы. Ну, прямо-таки все-все до капельки. Я не могу так, как другие: та-та-та, будто пулемет. А если кто еще и руку поднимает, совсем теряюсь.
— Тогда выучи два первых предложения наизусть. Как стихотворение. Важно начать.
Они вместе шли в школу. Миновали уже два переулка, пинками подгоняли пустую коробку из-под сигарет. Наконец, коробка свалилась в открытое окошечко какого-то подвала. И мальчишки опять задумались. Не доходя до школы, Румен вдруг остановился и хлопнул Оги по плечу.
— Оги! Я сегодня открою ему глаза. Будь спокоен! Пусть Геродот знает…
— Но, Румен, ты только никому не говори, ладно…
— Что ты! Молчу как рыба.
Румен подговорил Венци. И тот уже в первый же перерыв обманул Оги, сказав ему, будто на улице, тут недалеко, почти возле самой школы, стоит иностранная машина — длиной метров семь, амфибия. Он чуть было не выпалил — вертолет. Удивительная машина! Как только кончился урок, Оги пробкой вылетел из класса.
Тогда славный мальчишка встал в дверях.
— Все по местам! — приказал он.
— Что еще? — разозлился Марин.
— Слушайте! Тихо, вы, там!
По собственному рецепту он наизусть запомнил два первых предложения приготовленной речи, но несмотря на это, у него никак не получалось гладко.