Тим ещё раз взглянул на фотографию.
— Я не понимаю.
— Со временем поймёте. В такой большой голове, как ваша, должны быть мозги.
Он не мог сказать, то ли её манера не лишена обаяния, то ли налицо наглость, граничащая с грубостью. А может, у неё чуть съехала крыша. В наши дни этим страдают многие.
— Линда, я здесь вот по какой...
— Пойдёмте со мной. Я работаю на кухне, — первой пересекая гостиную, она оглянулась. — Макс заверил меня, что вы не из тех, кто пырнёт меня в спину ножом и изнасилует мой труп.
— Я попросил его поручиться за меня, и он сказал вам такое?
Она ответила, когда они прошли в коридор:
— Он сказал, что вы — талантливый каменщик и честный человек. Остальное пришлось из него выжимать. По своей воле он не хотел поделиться со мной мнением о вашей склонности к убийствам и некрофилии.
На кухне стоял автомобиль. Стена между кухней и гаражом отсутствовала. Деревянный пол уходил в гараж, так же, как и блестящий белый потолок. Три точечных прожектора освещали чёрный «Форд» модели 1939 года.
— Ваша кухня в гараже? — удивился Тим.
— Нет, нет. У меня гараж на кухне.
— А есть ли разница?
— Огромная. Я уже налила себе кофе. Составите мне компанию? Сливки? Сахар?
— Чёрный, пожалуйста. Почему ваш автомобиль стоит на кухне?
— Мне нравится смотреть на него, когда я ем. Красавец, не правда ли? «Форд»-купе модели 1939 года — самый прекрасный автомобиль всех времён и народов.
— Про «Пинто» точно такого не скажешь.
Линда налила кофе в кружку.
— Это не классика. Нечто удивительное. Авангардизм в металле. Такого не было ни до, ни после.
— Вы сами отреставрировали его?
— Частично. Основную работу сделал один парень из Сакраменто. В этом он гений.
— Наверное, обошлось недёшево.
Она принесла ему кружку с кофе.
— Мне следовало копить деньги на будущее?
— И о каком будущем вы говорите?
— Если б я могла ответить на этот вопрос, возможно, открыла бы накопительный счёт.
Ручку его кружки сделали в виде керамического попугая, на боку Тим прочитал: «ОСТРОВ БАЛЬБОА». Выглядела кружка раритетной, эдаким приветом из 1930-х годов. У её кружки ручкой служила керамическая голова президента Франклина Делано Рузвельта, вцепившегося зубами в знаменитый мундштук.
Линда шагнула к «Форду».
— Ради него я живу.
— Вы живёте ради автомобиля?
— Это машина надежды. Или машина времени, которая отвозит вас в то время, когда надеяться было легче.
На полу, в пластиковом лотке, стояла бутылка с полиролью для хрома, лежали несколько тряпок. Бамперы, радиаторная решётка, хромированные корпусные элементы сверкали, как ртуть. Линда открыла водительскую дверцу, села за руль с кружкой в руке.
— Давайте покатаемся.
— Вообще-то я хотел с вами поговорить.
— Это будет виртуальная поездка. Как полет фантазии.
Когда она захлопнула дверцу, Тим обошёл автомобиль, открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья, сел рядом с Линдой. Низкая крыша определённо не рассчитывалась на столь крупного мужчину. Тим соскользнул по сиденью, держа кружку с керамическим попугаем обеими руками.
В ограниченном пространстве салона он всё равно громоздился над женщиной, словно она была эльфом, а он — троллем.
Вместо шерстяной обивки, используемой в 1930-х годах, он сидел на чёрной коже. На щитке поблёскивали диски приборов.
За ветровым стеклом лежала кухня. Сюрреализм.
Ключ торчал в замке зажигания, но, отправляясь в эту виртуальную поездку, двигатель Линда не включила. Возможно, потом, допив кофе, она всё-таки намеревалась повернуть ключ зажигания и подъехать к кофеварке, которая стояла рядом с духовкой.
Линда улыбнулась ему.
— Здорово?
— Всё равно что сидишь в автокино и смотришь фильм о кухне.
— Автокино давно уже канули в Лету. Не кажется ли вам, что с тем же успехом в Риме могли срыть Колизей, чтобы на его месте построить торговый центр?
— Некоторая разница всё-таки есть.
— Да, вы правы. Не было в Штатах автокино, где христиан скармливали львам. Так по какому поводу вы хотели повидаться со мной?
Кофе у Линды был превосходный. Тим сделал маленький глоток, подул на кофе, выпил ещё, гадая, как лучше объяснить свою миссию.
На дорожке, когда под ногами хрустели сухие эвкалиптовые листья, он знал, что ей скажет. Но Линда оказалась совсем не такой, как он ожидал. Так что приходилось перестраиваться на ходу.
Он практически ничего не знал о Линде Пейкуэтт, но не сомневался: ему не придётся держать её за руку, сообщая плохие новости. Более того, избыток сочувствия она могла воспринять как оскорбление. А потому Тим решил резать правду-матку.