— Я переживаю. Его Императорское Величество, безусловно, талантлив, но как бы ему голову успехи не вскружили. Я уже не первую беседу с ним провожу, пытаясь убедить в том, что нам нужно эту западную группировку турецких войск связать силами союзников. Сербия, Черногория и Греция с огромным рвением придут нам на помощь. Не говоря уже о болгарах и валахах, которые легко поднимут весьма многочисленные ополчения. Да и Персия, с которой у нас очень теплые отношения, не откажется от предложения вторгнуться в Междуречье и связать там азиатские части турок. Для кавказской наступательной операции это окажется очень кстати.
— Разумное предложение. А почему Его Императорское Величество отказывается?
— Он не отказывается, просто уходит от однозначного ответа, ссылаясь на то, что пока этот вопрос изучается. Не понимаю. Чего он боится? Дружественные народы и могут, и хотят оказать нам помощь, а Его Императорское Величество так насторожен.
— Вы думаете, он не хочет делиться победой?
— В том числе, — сказал Леер и немного пожевал губы. — Это тщеславие, Михаил Дмитриевич. Один из самых страшных грехов. И этот грех — слабость нашего Александра. Император всем хорош, но иногда я совершенно не понимаю его поступков. Вспомните коронацию. Мне казалось, что такое количество народной любви просто невозможно… недостижимо. Но я ошибался. А Император в ней купался, считая само собой разумеющейся. Александр Македонский в свое время из-за тщеславия погиб. Он захватил всю Малую Азию, Междуречье и Египет, то есть практически владения современной Османской империи, после чего глупо умер из-за тщеславия. А ведь Александр Македонский объявил себя Богом! Вам не кажется, что мы наблюдаем нечто похожее? Эти странные события в соборе, после которых Его Императорское Величество стали называть избранником Божьим. Эти безусловные успехи в боях. Любовь народа. Говорят, что Александра Македонского обожали солдаты и подданные. — Леер тяжело вздохнул и спустя несколько секунд продолжил: — Любезный Михаил Дмитриевич, прошу вас, помогите нам всем избежать трагедии. Вы, как и я, часто беседуете с Императором. Мало того, он вас ценит, о чем не раз говорил. Попробуйте убедить его в необходимости привлечь союзников. Валахия, Молдавия, Трансильвания, Сербия, Черногория, Греция, Персия… мы даже Египет сможем переманить на свою сторону, пообещав независимость. Мы сильны, но у нас мало обученных солдат. И быстро их число не увеличить. Вы же видели, по каким критериям комиссии ведут отбор. Михаил Дмитриевич, я боюсь, что мы просто увязнем в этом колоссе.
ЭПИЛОГ
Вильгельм Штибер[139] сидел в одном уютном кафе на Унтер-ден-Линден,[140] пил утренний кофе, курил сигару и читал свежую газету. Иными словами, ничем не выделялся в среде состоятельных обывателей, сидящих вокруг него. Однако спустя какое-то время через газету нарисовался силуэт крупного мужчины и раздался знакомый голос:
— Доброе утро, друг мой.
Штибер опустил газету, взглянул на часы и улыбнулся. Канцлер очень любил подобные общественные места для встреч, уставая от душных кабинетов, и, что примечательно, никогда не опаздывал.
— И вам доброго утра, дорогой Отто. Согласитесь, оно удалось на славу. На небе даже облака не найти.
— Да, денек складывается замечательный. Приближается май… с его грозами…
— Вы решили все-таки действовать через ультиматум?
— А у нас есть выбор? — слегка покачал головой Бисмарк, но в этот момент подошел официант с заказом херра Штибера сразу на двоих, а потому диалог временно прекратился.
— У нас есть выбор, — сказал Вильгельм и посмотрел в глаза Бисмарку, попыхивая сигарой. Но, не дождавшись ответа, продолжил: — Помните, осенью прошлого года вы показывали мне письмо русского Императора, в котором он предлагал повторить успех, начатый в Австрии?
— Да, он предлагал переодеть прусскую роту во французскую форму и ночью атаковать расположение наших же частей. А потом, наутро, собрав показания свидетелей, предъявить французской стороне претензии. Но я и тогда, и сейчас полностью отвергаю этот план. Мы можем найти достаточно бесчестных пруссаков, готовых стрелять в своих соотечественников. Но кто потом будет следить за тем, чтобы эти стрелки держали язык за зубами?
— В австрийской кампании эту операцию провернула русская разведка.
— Предлагаете попросить Александра снова нам помочь в этом деле? — усмехнулся Бисмарк.
139