Через витражное окно в кабинет почти не проникал свет, и девушке пришлось положить руки мне на плечи, чтобы сослепу не налететь на стул или шкаф.
Мы зашли в спальню. Я почувствовал, как Инга начала таять.
– Какое окно! Это же сцена! Подиум! – шепотом произнесла она, подходя к стеклянной стене, разделенной металлическими рейками на трапеции, образуя что-то похожее на гигантскую паутину. – Крепость! Небо! Звезды!
Как-то ты кровать не заметила и не оценила? – подумал я.
Она сдвинула в сторону невесомый тюль. На ее лицо упал слабый свет луны. Я стоял с ней рядом. Мы молчали.
– Ну? – прошептала она. – Не стой. Сними с меня платье.
Ее слова кружили голову. Я повернул Ингу к себе. Она уже была моей. Я коснулся ладонями ее лица, провел по округлым плечам, зацепил пальцами край платья и потянул его вниз. Груди было тесно, и платье, сопротивляясь, трещало.
– Черт с ним, – успокоила меня Инга, скидывая туфли. Платье упало на пол. Она перешагнула через него, встала лицом к окну и оперлась руками о стекло.
– Может, ты ляжешь? – на всякий случай предложил я.
– Нет! – со стоном нетерпения произнесла она и опустила голову. – Быстрее! Ну же!..
Я чувствовал себя не слишком уютно, словно в самом деле вдруг оказался на большой сцене. Наверное, Инге было так привычнее, ведь у актеров свои причуды. Меня же утешало то, что луна светила не слишком ярко и время было позднее. Инга била ладонями по толстому стеклу, словно пыталась вырваться наружу и схватить в охапку звезды. Стекло гудело, как колокол. Потом она стала слабеть, оседать, и я почувствовал ее спину, щекочущее прикосновение ее волос, ее влажный рот; она стояла на коленях, будто умоляла меня остаться, а я стремительно входил в роль, которую она мне навязала, и мне уже было наплевать на сцену, на луну со звездами, и узкий мир между стеклом и тюлем превратился во Вселенную…
Не знаю, как я устоял. Инга лежала на полу у моих ног в лунном свете. Актрисы – такие же люди, как и все, почему-то подумал я, уходя в глубь спальни, в непроницаемую темень, потому как опять стал стыдиться своей наготы. Когда я вышел из душевой кабины, одетый в черный шелковый халат, она стояла у окна. Точнее, она прижалась к стеклу, подняв руки над головой.
– Оденься, – попросил я.
– Зачем?
– Ты выставила себя напоказ.
– Ну и что? – не оборачиваясь, ответила она. – Это же хорошо! Об этом только и мечтают актеры!
– Это не экран, Инга. Это окно квартиры.
– Ты думаешь, в этом есть разница?
Она одевалась медленно и лениво. Я изо всех сил убеждал себя в том, что она мне еще интересна, и одновременно с этим разогревал кофе.
– Вот номера, – сказал я, когда мы вышли в коридор. – Есть однокомнатные, есть двухкомнатные.
– Свет? Горячая вода? – спрашивала она, открывая одну за другой двери. – Холодильник? Телевизор?
Я утвердительно мычал.
– Мне нравится, – резюмировала Инга и повернулась ко мне. – Значит, так. Мы подыскиваем на время съемок приличную гостиницу.
– Кто мы? – уточнил я.
– Съемочная группа.
– Сколько вас человек?
– Режиссер, оператор и я.
– А продюсер?
– Он уже нашел себе место, – быстро ответила Инга. Я заметил, что ей неприятен мой интерес к личности продюсера.
У меня в голове пронеслась ругательная тирада. Мой аппетит в отношении актрисы был весьма скромен, и я совсем не претендовал на что-то большее, чем на один час в общем автомобиле и на одну ночь в общей постели. Инга намеревалась поселиться в моих апартаментах минимум на месяц, причем без продюсера, который был бы естественным заслоном между мной и ней. Значит, то, что произошло между нами, может повториться и в дальнейшем. А это в мои планы не входило. После Анны я зарекся заводить длительные отношения с женщинами.
– У меня пока не работает кухня и идет ремонт сауны, – сказал я. – Во дворе цемент, пыль, грязь.
– Это не важно. Все равно мы днем питаемся бутербродами, а вечером идем в ресторан, – махнула рукой Инга. – Ну, как? Завтра можно въезжать?
– Хуже всего то, – не сдавался я, – что рабочие иногда пашут здесь до глубокой ночи, а то и до утра. А когда работает перфоратор, это, знаешь, хуже зубной боли.
– Не переживай! – Инга доверительно опустила ладонь мне на плечо. – У нас половина съемок – ночные, и мы неделю можем сидеть в палаточном городке на Соколе.
– А хочешь, я помогу вам устроиться в гостиницу «Горизонт»? – уже без всякой надежды предложил я.
– Что ты! В «Горизонте» по коридорам отдыхающие толпами ходят. Там нет никаких условий для работы.