Выбрать главу

Аварский каган умело разыгрывал роль «друга» ромеев. Как бы хорошо ни понимали в Константинополе неискренность кагана, положение было слишком тяжелым. И надо признать, что Баян оправдал надежды Тиверия. Кесарь обратился к кагану с просьбой — «поднять войну против славян, чтобы те, кто разоряет ромеев, отвлекаемые своими бедствиями и желая помочь отчизне, скорее бы прекратили разорение ромейской, а другие приняли на себя опасности своей [земли]»[251]. Баян с готовностью откликнулся. Он давно ждал повода и возможности расплатиться с Добрятой за гибель своих послов. Не последним (а может, и главным) аргументом была для аварского кагана и возможность захвата богатой добычи: «Издавна ромеи опустошались славянами, их же собственная земля каким-либо другим из всех народов — никоим образом»[252]. Кроме того, помощь Империи усыпила бы бдительность Тиверия в условиях, когда Баян уже подумывал о нарушении мира.

Ромейский военачальник Иоанн организовал переправу войск Баяна через Саву в Иллирике. Переправилось, по данным Менандра (впрочем, как отмечает он, так «говорят»), огромное войско — около 60 тысяч всадников. Это шесть «туменов» по счету самих кочевников. Во всяком случае, численность армии авар и подвластных им племен была сопоставима с разбредшимися по землям Империи словенами и превосходила их в вооружении. Конница Баяна была «облачена в панцири». Основные силы напавших словен находились в Греции, и на землях Мезии и Скифии серьезных столкновений не произошло. Иоанн без каких-либо проблем провел орду Баяна по северным пределам Империи и в низовьях Дуная переправил их через реку на заготовленных для этой цели грузовых судах.

Баян «немедленно» обрушился на словен. Удар его был неожидан. В условиях массового нашествия словенские вожди не могли предвидеть ответа из-за Дуная. Свидетельство Менандра подтверждает его слова о многочисленности аварского войска. Словене не осмелились вступить в битву. Подавленные, как представляется, численным превосходством кочевников, «они убежали в чащи и укромные уголки леса». Баян безнаказанно «принялся жечь деревни славян, разорять поля, все грабить и опустошать». Едва ли добыча обманула его ожидания[253].

Неизвестно, как именно отреагировали на вторжения Баяна словене, действовавшие за Дунаем. Однако разорение Балкан прекратилось, и заселения Греции славянами в эти годы еще не произошло. Словене отхлынули из Эллады назад к Дунаю. Частично они могли вернуться за реку, чтобы попытаться противостоять Баяну, частично остаться в Скифии, где прирост славянского населения не прерывался.

Столкновение с аварами оказалось для словен неудачным. Нашествие было грандиозным предприятием, в которое втянулись многие племена. Земли самих дунайцев не готовились к обороне. Удовлетворив себя грабежом, Баян навязал словенам мир на своих — и Тиверия — условиях, и дунайцы вынуждены были согласиться. В числе условий было прекращение военных действий против Империи. Словене освобождали всех ромейских пленных. Как позже хвалился Баян, он «много мириад пленников из ромейской земли, у словен бывших в рабстве, снова вернул ромеям свободными». Дунайским словенам была назначена ежегодная дань в пользу Баяна[254]. С тем авары и покинули разоренную страну, вновь пройдя по землям Империи. Судьба Добряты неизвестна. Но едва ли он пережил торжество питавшего к нему давнюю личную «вражду» Баяна. Описываемые события произошли весной — в начале лета 578 г.

Тиверий добился своего. Но появление авар в Нижнем Подунавье стало крупной стратегической ошибкой кесаря. Натиск тюрок на рубежи Империи стал только сильнее. Турксанф стремился свести счеты со своими «беглыми рабами», показавшимися теперь в пределах досягаемости. С другой стороны, рейд Баяна не мог не обеспокоить антов. Они должны были охладеть к ромеям и искать себе новых сильных партнеров.

Нет ничего удивительного в том, что к моменту восшествия на престол Тиверия после смерти Юстина II (сентябрь 578 г.) союз Империи с антами распался. Позже его пришлось воссоздавать[255].

Есть основания думать, что новых союзников анты на время обрели в лице тюрок Турксанфа. В подчинение к ним в ту пору попали болгарские племена — давние соседи антов, связанные с ними разнообразными узами. Своим наместником над болгарами Турксанф назначил некоего Гостуна из рода Ерми — судя по славянскому имени, как минимум полуанта. Гостун стал первым правителем нового болгарского племенного союза в Приазовье, созданного под протекцией тюрок из признавших их власть оногур, кутригур и утигур. Его приход к власти датируется 579 г.[256]

вернуться

251

Men. Hist. Fr. 48; Свод I. C. 318–321.

вернуться

252

Men. Hist. Fr. 48; Свод I. C. 320, 321.

вернуться

253

Men. Hist. Fr. 48; Свод I. C. 320, 321.

вернуться

254

Men. Hist. Fr. 63; Свод I. C. 321, 323.

вернуться

255

Тиверий отказался от титула «Антский», позднее, в 582 г., когда Империя вновь воевала с аварами, восстановленного Маврикием (Свод I. С. 262). Ради заключения явно нового союза с антами в 580-х гг. Империи пришлось «подкупать» их (Иоанн Эфесский у Михаила Сирийца и Бар-Эбрея — Свод I. С. 284–286).

вернуться

256

Это год Свиньи (протоболг. дохе) по двенадцатилетнему дальневосточному циклу. Годом Свиньи датировано восшествие «Гостуна наместника» в «Именнике болгарских князей» (Именник 1981. С. 11). Проблема хронологии «Именника» более чем сложна, и указанная датировка не может считаться безусловной (см. указанное издание). Тем не менее использование двенадцатилетнего цикла у древних болгар сейчас уже не вызывает сомнений. Датировке 60-летнего правления преемника Гостуна, Куврата (Курта), по начало 640-х гг. едва ли можно предложить уверенную альтернативу. Преемник или второй преемник Куврата, хорошо известный Аспарух, также предводительствовал 60 лет — до рубежа VII–VIII вв. С учетом дат двенадцатилетнего цикла датируем правление Гостуна 579–581 гг. Использование болгарами особого, отличного от китайского и тюркютского счета лет (например, чисто лунного года) ничем не доказывается. Не вполне ясно значение числовых определителей рядом с «животными» названиями годов в «Именнике». Обычно они толкуются как месяцы восшествия на престол. Но в дальневосточных традициях это номера годов по пересекающемуся с двенадцатилетним десятилетнему циклу. В первой части «Именника» (до Аспаруха) при сроке правления, кратном десяти, «номера» при годах восшествия на престол правителя и его преемника совпадают. Что касается второй, балканской части, то здесь видим сбои и в двенадцатилетнем цикле. Не исключено, что ее в VIII в. составлял уже плохо разбиравшийся в древнеболгарской хронологии автор. К тому же в перечне балканских ханов, кажется, есть подчистки — вычеркнут, например, свергнутый хан Сабин. Однако возможно и иное толкование этого пропуска — перечень мог быть составлен именно при Сабине. Названный в нем последним хан Умор вообще не упомянут византийскими хронистами и мог являться просто кратковременным узурпатором в правление Сабина или прямо перед ним. Вообще, и «сбои» могут объясняться какими-то неизвестными нам деталями внутриболгарской жизни — например, соправительством некоторых ханов, — да и ошибками переписчиков.