Прибывшие на подмогу датчане также разделились. Часть из них сошла на берег и присоединилась к крестоносцам, а остальные под предводительством роскильдского епископа остались на кораблях, прикрывая устье Варны от возможных нападений с моря. Руянский флот сразу же по прибытии атаковал флотилию крестоносцев, причем епископ сбежал на берег, оставив флот без командования. Одержав победу, но понеся при этом большие потери, руяне пошли на хитрость. Они тайно ночью вывели часть судов, сделав вид, что подходит подкрепление. Эти маневры подталкивали датчан к снятию осады. В конце концов, был заключен мирный договор, предполагавший принятие славянами христианства и освобождение пленных датчан. Но фактически славяне не выполнили ни того, ни другого. Гельмольд был вынужден признать, что «… этот великий поход закончился умеренным успехом» [4, I, 65].
В 1147 г. крестоносцы обошли те земли, которые входили в Гаволянское княжество. Имеется точка зрения, согласно которой маркграф заботился о том, чтобы земли, которые должны были перейти ему в наследство, не были разорены. То, что территория гаволян не была охвачена военными действиями крестоносцев, выдается за значительный дипломатический успех маркграфа. Говорится и о том, что христианство прочно утвердилось в крае и язычество практически было сломлено [См.: 88, s. 328–329]. Последнее опровергается фактами: борьба против язычества велась еще в 1165 г., а языческий культ Триглава процветал напротив резиденции епископа [57, s. 5].
Руководили походом южной группы войск маркграф Альбрехт и гавельбергский епископ Ансельм, выступавший в роли папского легата. Силы крестоносцев намного превосходили военные возможности гаволян, а цели крестового похода состояли в том, чтобы крестить славян, либо их уничтожить. Идеолог похода Бернард Клервоский призывал крестоносцев не идти ни на какие компромиссы с язычниками. Сходны были позиции саксонских и других феодалов, папы и епископов, принявших непосредственное участие в походе [См.: 114, s. 251–252]. Видимо, только лишь одно может объяснить, почему крестоносцы миновали Гаволянское княжество: оно находилось в какой-то зависимости от Польши [См.: 27, с. 116]. В источниках подтверждения этому факту нет, но на правильность тезиса К. Мыслиньского указывает множество косвенных данных.
В целом поход окончился безрезультатно и показал истинное лицо крестоносцев, для которых обращение в христианство славян-язычников являлось лишь идеологическим прикрытием истинных целей похода, заключавшихся в стремлении его участников к приобретению богатств и установлению владельческих прав на славянские земли. Приэльбские рыцари захватили часть славянских земель, где создали свои владения и начали их заселять выходцами из германских и голландских областей. Значительно укрепилось положение гавельбергской церкви. Маркграф Альбрехт подготовил почву для создания на захваченных землях Передней марки (Пригниц). Сама идея крестовых походов нашла весьма своеобразное применение на саксонской почве: она вдохновила местных феодалов на завоевание Прибалтики [См.: 23, с. 68–69].
Сразу же после крестового похода маркграф Альбрехт и его старший сын Оттон участвовали в переговорах с польским князем, проходивших 6 января 1148 г. в Крушвице. В них принял участие и магдебургский архиепископ Фридрих. К. Мыслиньский полагает, что переговоры шли по, поводу «… разграничения политического влияния в славянских землях по Шпрее» [27, с. 118]. По мнению Шультце, это соглашение при учете обоюдных интересов в районе реки Шпрее могло для Альбрехта, в частности, обеспечить безопасность княжества гаволян от притязаний Полыни [139, s. 72]. Во всяком случае, соглашение было достигнуто, его закрепили браком Оттона с польской принцессой Юдитой.
Весной 1150 г. умер Прибыслав-Генрих. Его супруга Петрисса, являвшаяся опекуном при престарелом и болезненном князе, три дня скрывала его смерть, но сразу же послала гонца к маркграфу Северной марки, давая ему тем самым возможность успеть занять бург до того, как об этом известии узнает шпревянский князь Якса [57, s. 3].
Обо всех этих событиях мы узнаем из трактата Генриха Антверпенского, о личности которого почти ничего не известно. Он являлся приором в Бранденбурге. Судя по всему, хронист прибыл в Бранденбург вместе с потоком нидерландских переселенцев и был пригрет Асканиями. Писал Генрих свою хронику, пользуясь, как он сам говорит, различными преданиями спустя много лет после описываемых событий. В его рассказе об утверждении Альбрехта Медведя в Бранденбурге улавливаются противоречия. Если верить тому, что Альбрехт был признан Генрихом-Прибыславом легитимным наследником Бранибора, то не совсем ясно, зачем ему было необходимо овладевать крепостью с помощью солидной военной силы, как об этом пишет автор трактата, и зачем вдове князя Петриссе было утаивать в течение трех дней смерть своего мужа? Напрашивается мысль, что призвание Альбрехта Медведя было делом рук этой убежденной христианки. Автор данного трактата явно заискивал перед Асканиями за оказанные ему благодеяния. Чтобы польстить семейству маркграфов, Генрих Антверпенский стремился повысить престиж славянского князя, называя его «королем».