Родовая, всенародная традиция имела и специфические проявления, характерные для данной местности или условий проживания. Например, жители Русского Севера, более сдержанные и медлительные, почитали силовую борьбу. В кулачном же деле здесь почти все решала сила удара, а не сноровистость и подвижность бойца, тогда как южнорусское казачество являло прямую противоположность северянам – не случайно влияние казачества на прогрессировавшие в начале века системы рукопашной выучки русской армии.
По глянцевой глади паркета отстукивают каблуки. Буткевич, не отрывая глаз от своих изысканно ухоженных пальцев, спросил:
–Чего тебе, братец?
Каблуки гулко соединились и замерли.
– Депутация, ваше благородие, к господину генералу.
– Какая еще депутация?
– От уездного дворянства, насчет фуража.
Поручик неторопливо поднялся из глубокого кресла и подошел к окну. Внизу, перед часовым неторопливо расхаживал сутулый, лысеющий господин. Его крупные плечи плотно обтягивал френч без погон. Рядом, затягиваясь папиросой, стоял еще один внешне напоминающий провинциального аптекаря.
– Им что, было назначено?
– Никак нет-с, говорят, что дело срочное.
– Что ж, доложу. – Буткевич, выпрямив спину и проведя ладонью и по без того безукоризненно уложенным волосам, постучал в дверь кабинета. Минутой спустя он снова предстал перед вестовым.
– Давай, братец, распорядись, чтоб пропустили. Вошедший первым, с подчеркнуто офицерской выправкой человек во френче, скользнул взглядом по комнате. Буткевич выпрямился в надлежащем приветствии:
– Как прикажете доложить?
– Почтового департамента начальник канцелярии в отставке Раух, Раух Георгий Владиславович, – не без труда отчеканил вошедший. Он смерил взглядом своего товарища и добавил: – и Талызин, местный землевладелец.
– У, ты, боже мой! – дразняще отозвался про себя Буткевич. – Извольте обождать. Поручик снова постучал в массивную дверь бывшей губернаторской спальни.
– Господин генерал ждет вас! – К удивлению Буткевича, отставной почтмейстер застыл у самого его носа, вплотную к двери.
– Чудесно! – холодно улыбнулся он и, почти отодвинув поручика, скользнул внутрь кабинета. Второй же, видно, вообще не торопился. Он разглядывал аляповатую салонную живопись по стенам приемной.
– Вас ждут, – напомнил Буткевич.
Помещик, как-то неестественно улыбаясь, двинулся к столу адъютанта. Тихо, но уверено и властно он бросил в лицо Буткевичу:
–Нихьт бевейген! (Не двигаться! – нем.). – Прикрытый лацканом сюртука, блеснул маленький дамский револьвер. Буткевич не успел опомниться, то есть он, конечно, пришел в себя, но уже после того, как посетитель перелетел через плоскость суконного покрытия стола. Поручик прыгнул вдогонку. Коротко и напористо он повернул пухлую руку посетителя. Стукнул об пол упавший пистолет. Подавшись вперед всем телом и резко оборвав движение, Буткевич устремил противника на пол спиной. Помещик захрипел, смешно дрыгнув ногами по паркету.
– Руэ, майн фропнд! (Тихо, мой друг!) – попросил его поручик, предварительно опустив на всклокоченный затылок посетителя рукоять своего револьвера. За дверями кабинета слышалась возня. Буткевич устремился было вперед, но у самых дверей засомневался. Негодяй может выстрелить первым. Через открытое окно, над самой головой ничего не подозревающего часового, поручик шагнул на карниз.
Генерал был жив. Он беспомощно пятился в угол, не моргая, но с дрожью в руках. Почтмейстер в его сторону не смотрел. Одной рукой вытягивая пистолет, второй выворачивая ящики стола, Раух напряженно оценивал содержимое бумаг. Вот что-то заставило его напрячь внимание. Рука с пистолетом медленно опустилась. В следующий момент окно со звоном распахнулось, и прежде чем Раух успел оторваться от документа, удар сапогом пришелся ему под нижнюю челюсть… Генерал дрожащей рукой поднес ко лбу батистовый платочек:
– На фронт, батенька, – вдруг вспомнив, что линия фронта протянулась в нескольких верстах от города, поправился:– в окопы…
Однако судьба распорядилась иначе – вскоре Буткевича отозвали в Петроград.
В город ворвалась весна. Во всегдашнем сыром столичном воздухе бражничал дух городской ботаники. Чувствительная ко всяким проявлениям прекрасного, и маломерным и обильным, душа поручика пребывала в трепетном волнении. Неожиданно назначение Буткевича оказалось перенаправлено в Императорское географическое общество.
Статс-секретарь Общества, седой и напудренный, как рождественский дед, с совершеннейшим бесстрастием изучал какие-то архивные бумаги. Пауза затянулась. Буткевичу показалось, что царедворец испытывает некое магическое наслаждение от замершего, как по команде офицера.
– А знакомы ли вы, господин поручик, с князем Назаровым?
– Да-с, по корпусу еще и в дальнейшем.
–Он рекомендовал вас как спеца в вопросах гимнастической подготовки и в восточной борьбе.
– Осмелюсь уточнить. С восточной борьбой не знаком-с, сие – русский рукопашный бой. Курсы для мониторов унтер-офицерского корпуса. Чиновник оторвал глаза от бумаг. Его холодный взгляд царапнул Буткевича.
– Как сами оцениваете степень своей подготовленности?
– Испытано на фронте.
– Да-а? – Снова воцарилась пауза. – Соблаговолите завтра пополудни явиться за своим новым назначением.
Поручик щелкнул каблуками.
Экспедиция в Мачьнжурию. Более двух месяцев добирался Буткевич до Хабаровска. Война – на крупных станциях и железнодорожных узлах резервировали паровозы для фронта, переформировывали составы, обеспечивая бесперебойную доставку грузов. То, что экспедиция носила стратегический характер, сомнения не вызывало. Ей были приданы специальные силы обеспечения в составе взвода особо подготовленных людей и казачьей полусотни.
В Хабаровске не заладилась погода. Вислые облака уцепились за сопки, медленно сползая в город чахлой сыростью. Ежедневные приготовления затянулись настолько, что сомнения брали уже не относительно срока проведения, а вообще возможности экспедиции. Однако разрешилось все внезапно. Как-то рано поутру всем была дана получасовая готовность к следованию. Не досчитались только лекаря. Ждать не стали, что многих удивило, а выдвинулись вперед.
Первая неделя прошла благополучно. Как-то за вечерним чаем к Буткевичу подсел руководитель экспедиции.
– Наше движение, похоже, с самого начала просчитала японская разведка. У меня такое чувство, что близятся события…
Буткевич откинулся на подложенную под спину шинель:
– Предполагаете разделиться?
– Разделиться… малыми силами справиться еще сложней, однако маневрировать легче. Вот что: после того, как японцы потеряли своего осведомителя.., – здесь начальник сделал паузу и посмотрел на своего собеседника, однако Буткевич не стал задавать вопросов, – так вот, после того, как они остались без информации, не исключено будет исчезновение кого-то из членов экспедиции. Не по своей воле, конечно. Как вы понимаете, исчезнуть могут только двое: вы и казачий есаул. Все остальные для японцев – мелкая сошка.
– А вы сами?
–Я, батенька, архистратиг. Меня они не возьмут, иначе экспедиция просто повернет обратно, и тогда им все придется начинать сначала.
– Логично.
– Если мои рассуждения верны, то стоит вам углубиться в тайгу, и на вас нападут. Буткевич ковырнул палкой угли в прогорающем костре.
– Вы можете им дать ложные сведения. Главным образом о маршруте, для пущей достоверности пошлем туда всех казаков… Я, конечно, не могу вам приказывать. Поручик вздохнул, задумался:
–Вот что, сразу после «вечерней зари» (вечерняя поверка в русской армии) исчезайте, по одному. Я, пока еще не стемнело, прогуляюсь… и казакам ничего не говорите.