Посмотрим еще, как иностранцы толкуют происхождение слов. Без верного путеводителя, то есть древнего языка, подобные изыскания часто ошибочны.
НОЧЬ, ношь. Nacht, naht, nagt, пatt, night, пotte, поche, пuit, писсht, паyt, пoig, пeut, пos, пох, пах, поу. Без. сомнения, есть одно и то же слово, с некоторым в произношении различием повторяемое. Ибо иначе как в стольких языках сохранило бы единство начальных букв? Немец Аделунг толкует сие слово от греческого похos, сличая с латинским niger, черное. Вот как и трудолюбивейшие исследователи слов не могут без знания славенского добираться до коренного их значения! От какой коренной мысли произошло греческое похos, известное нам только по ветвенному значению (ночь, темнота), остаемся мы в том же неведении, в каком и прежде были. Итак, прибегнем к славенскому языку.
Греки и латинцы не имели буквы ч и потому не могли славенского ночь написать и произносить, как пих, пох. Другие языки тоже заменяли нашу букву ч. Из славенского слова явствует, что оно составлено из отрицательной частицы не и множественного числа имени очи, т. е. из не очъ (нет очей) сократилось в ночь. Вот его происхождение! Пусть на другом языке покажут мне коренное значение ближайшее, чем нет очей, тогда я поверю, что не другие языки взяли его с славенского, но славенский от одного из них.
Француз говорит garder (хранить или стеречь), garde (страж или стражи), итальянец тоже, guardare, guardia. Спроси их, откуда слова сии получили значение — в своих языках ответа не найдут. Слово garde есть, так сказать, верхушка, оставшаяся от дерева, скрывающего корень свой в древнейшем языке. Поищем то дерево в нашем славенском.
Славенина сама природа научила говорить гром, откуда, через сношение и уподобление одного понятия с другим, произвел он слова гора, горожу, город или град. Словами огораживаю и ограждаю и словами охраняю или берегу или стерегу (откуда и слово страж: стража), невзирая на разность корней их, изъявляются одинаковые или весьма сходные действия; ибо ограда или ограждение есть то же, что стража, поскольку стража есть некоторым образом ограда, и ограда есть некоторым образом стража: то и другое делается или ставится для сохранения места или чего иного. Отчего, почти повторяя одно и то же, говорим: береги, стереги, охраняй. Итак, славенин, начиная от корня, то есть от самой первой мысли своей, переходя от одного понятия к другому, не прерывая течения одной и той же мысли, дойдет до слов ограда, ограждение, смежных со словами охранение, сбережение, стережете. Но не так иностранцы, тот же корень имеющие.
Славенин говорит град и разумеет под ним то, что француз под словами cite или ville; француз говорит garde и разумеет под ним то, что славенин под словом стража. Первое, между словами град и garde нет иной разности, кроме переставки букв ра в ar. Второе, смежность понятий между словами град и стража могла французу дать мысль под славенским град, измененным в garde, разуметь стражу; ибо в коренном смысле ограда, огород, ограждение есть то же, что град или сограждение.
Многие другие слова, в разных языках, то же подтверждают. Мы под словами огород, ограда (происходящими от горожу), разумеем обгороженное или огражденное место. Датчане, немцы, шведы, англичане, латинцы, итальянцы, французы под словами своими guard, garteп, gard, уаrd, hortus, orto или giardinо, jardin, явно один и тот же корень имеющих, разумеют то же самое, т. е. огород или обгороженное место. Голландец сад или огород называет tuin: без сомнения, славенское тын, т. к. тын есть тоже ограда или ограждение. Итак, славенин может, чрез открытие в языке своем корня, видеть, каким образом текущая из него мысль, переходя от одного смежного понятия к другому, порождает стебль и ветви общего многим языкам древа. Он доберется до коренного значения, как своих, так и чужих колен и ветвей; но иностранец без славенского языка встретит великие в том затруднения и препятствия.