Выбрать главу

Я составил уже несколько деревьев слов с ветвями, общим числом около шести тысяч ветвей. Это позволит некогда приступить к сочинению словопроизводного словаря, единственного в своем роде, могущего, как ариаднина нить, водить нас по таинственному вертепу человеческого слова.

Неизвестного имени язык, названный впоследствии славенским, оказывается, яко текущий из глубокой древности, всех прочих к тому способнейшим. В нем, в составе слов его, видна мысль, руководившая человека от одного понятия к другому, связуя их как бы некоей неразрывной цепью. Он в течение веков, сопутствуя с народами, разлился на многие наречия и языки, словопроизводство которых в нем наиболее отыскивается. На корнях его можно возносить деревья, содержащие на себе не только свои, но и всех других языков ветви. Ветви чужих языков в частных значениях иногда бывают сходны с нашими, иногда различны; но корень и коренное значение не престает в них существовать, так что многоязычное древо, при всей своей разности, составляет одно целое.

Славенский язык в исследованиях первоначального состава слов, без сомнения, есть наивернейший путь к ясному и справедливому их истолкованию. Если бы прилагаемо было о том прилежное старание, то он, словно золото, скрывающееся в недрах земли, раскрыл бы источники сокровищ своих, как для обогащения самого себя, так и других, порожденных им, но более или менее отступивших от него (от святого Корняизд.) языков и наречий.

Полно свет переправлять! Басня о тыкве и желуде

Дети! Бог, всего творец, Наш Спаситель и Отец, Что ни создал в свете сем, Все премудро создал в нем; Нету в міре ничего, Что могло бы без его На то воли всесвятой, Само сделаться собой. Силой Он своих словес Солнцу стать среди Небес И лучи велел простерты Жизнь в его руке и смерть. Малый червь и страшный кит Им единым лишь дышит. В месте всяка вещь своем, Он премудро правит всем. Есть однако ж мудрецы, Или попросту глупцы, Кои свой ничтожный ум Дерзостью высоких дум Выше божеского чтут. Гордостью такой надут Некакой безумец был, Имя я его забыл; Он однажды на траве Тыквы взросшие узрел, И в безумной голове Мысль такую тотчас сплел: Не прилично им расти На столь маленькой трости; Я бы это пременил. Тыквам рость определил, По такой их толстоте, На дубу, на высоте. Так помысля, продолжал Он по-прежнему свой путь. День был жарок, он устал, Захотелось отдохнуть. Дуб увидя на пути, Лишь успел к нему прийти, Лег под оным и уснул. Вдруг престрашный ветр задул, Воды все смутил тотчас, Ветвями древес потряс: С верху дуба, как на смех, Сорвался большой орех, (Кои желудьми зовут), И лежаща мужа тут За его неправый толк По носу всей силой щелк. Вспрыгнул мудрый гогольком. Полно свет переправлять! Он с разбитым в кровь носком Начал тако размышлять: Худо, худо я судил: Если б тыквы дуб носил, И теперь из них одна Вдруг упала на меня, Был бы я без головы. Кто себя поставить смел Судиею Божиих дел, Все безумны таковы.

Дар слова

Самое главное достоинство человека, причина всех его превосходств и величий, есть слово, сей дар небесный, вдохновенный в него, вместе с душою, устами Самого Создателя. Какое великое благо проистекло из сего священного дара! Ум человеческий вознесся до такой высоты, что стал созерцать пределы всего міра, познал совершенство своего Творца, увидел с благоговением Его премудрость и воскурил пред ним жертву богослужения.

Поставим человека подле животного и сравним их. Оба родятся, растут, стареют, живут и умирают; оба имеют слух, зрение, обоняние, осязание, вкус; оба насыщаются пищею, утоляют жажду, вкушают сон, воспламеняются гневом, чувствуют скорби и веселья. Но при столь одинаковых свойствах сколь различны! Один совокупился в народы, построил корабли, взвесил воздух, исчислил песок, исследовал высоту небес и глубину вод. Другой скитается, рассеян по дебрям, по лесам, и при своей силе, крепости и свирепстве страшится, повинуется безсильнейшему себя творению.