13. О смерти Зигфрида и его преемнике Гартвиге. Вскоре после этого умер Зигфрид[331], архиепископ Бременский. Ему наследовал господин Гартвиг, каноник этой церкви[332]. Поначалу он действовал весьма энергично и не без труда вернул множество поместий, которые необдуманно были розданы в лен некоторыми его предшественниками. Он также неотступно требовал назад графство Дитмаршен, которым силой завладел граф Адольф. Последний, видя, что не совсем прав в этом деле, вернул ему это графство, но получил от епископа в постоянный лен 200 модиев в районе Штаде.
В это же время герцог Генрих, когда окончился срок его изгнания, вернулся в землю своих отцов[333] и расположился в Брауншвейге, довольствуясь своими наследственными владениями, большая часть которых, правда, была захвачена очень многими. А император в добрых и утешительных словах часто подавал ему в своих письмах добрую надежду, но различные обстоятельства мешали ему воплотить её в жизнь. Впрочем, поскольку во всех неприятностях, которые постигли его в это время, как со стороны папы, так и со стороны Филиппа, архиепископа Кёльнского, и Кнута, короля Дании, женатого на дочери герцога, он видел руку герцога Генриха, и потому не очень спешил заниматься его делами. Возвратившись домой, герцог узнал о том, что во главе Бременской церкви поставлен господин Гартвиг, и очень этому обрадовался. Поскольку прежде он был с ним в весьма добрых отношениях, — в благополучные для него времена тот был нотарием при его дворе; кроме того герцог помог ему стать каноником в Бремене, — он просил его прийти для частной беседы с ним в угодное ему место. Но тот отказался и не соизволил ни увидеться с ним, ни поприветствовать, будучи другом в радости, но не в беде, и понимая дружбу не с точки зрения отдельного человека, но с точки зрения толпы, ибо: «Толпа дружбу ценит по пользе»[334].
14. Об избрании господина епископа Дитриха. Между тем, престол Любекской церкви по прежнему пустовал, ибо император, как было сказано, находился в Италии. Однако архиепископ, видя, что каноники этого престола не слишком торопятся с выборами епископа, взял это дело в свои руки. На Богоявление[335] он письменно вызвал всех каноников в Гамбург, чтобы переговорить с ними об этом деле. Поскольку он находился в Штаде, то из-за зимнего льда не смог вовремя перейти через реку, так что каноники, прервав путь, возвратились по домам. Позднее, перед очищением Пресвятой Марии[336] архиепископ прибыл в Любек и застал их расколовшимися при избрании на две партии. Ибо большая часть стояла за аббата Гарзефельдского[337], брата названого архиепископа, а другая часть — за приора этой церкви, которого звали Давид. Поскольку ни та, ни другая партия так и не смогли одержать верх, они с равным желанием и при общем согласии сошлись на кандидатуре господина Дитриха[338], который был приором в Зегеберге и Цевене и слыл справедливым, кротким и благочестивым мужем. Когда каноники сообщили ему об избрании, — ибо он в это время отсутствовал, — он начал всячески отказываться от этого, говоря, что совершенно недостоин занять столь высокую должность и что на него скорее возлагают бремя, нежели оказывают честь. Он говорил это не без слёз и в истинном смирении, согласно сказанному: «Я не пророк и не сын пророка»[339]. Наконец, вняв уговорам названного архиепископа и графа Адольфа, он всё таки согласился, но, чтобы не казалось, будто он взялся за это дело безрассудно, он целый год оставался в своём приорстве Цевене, пока около зимы вернувшийся из Италии император не вышел к нему в Гельнхаузене[340] вместе с архиепископом. Там, получив из его рук епископскую инвеституру, Дитрих вместе с архиепископом вернулся в Бремен, где в воскресенье «Помни о нас, Господи»[341], был помазан им елеем посвящения и, посвящённый его рукой, украшен епископской митрой. Затем граф Адольф с честью увёл его оттуда, и он за два дня до Рождества Господнего[342] прибыл в Любек. Там он с величайшим ликованием был принят духовенством и всем народом под пение гимнов и хвалебных песен Богу, и, смирясь, подобно Господу, который смирил самого себя, выехал навстречу встречавшим его людям не на украшенном коне, но на осле. Затем, спешившись, он босиком вышел к торжественной процессии. Итак, утвердившись на епископском престоле, он не оставил пути смирения, но был кроток и любезен со всеми. Он был полон милосердия и предан делам благочестия, целомудрен, воздержан, скромен и являлся таким почитателем религии, что был угоден и Богу, и людям.