В это время маркграф Теодорик и герцог Бернард захватили славянские земли, овладев один восточной их частью, другой — западной. Их «безрассудство заставило славян стать вероотступниками»[252]. Потому что эти, до сих пор еще неискушенные в вере, языческие народы, с которыми некогда лучшие государи с великой лаской обращались, умеряя свою суровость в отношении тех, к спасению коих усердно стремились, оба они с такой жестокостью преследовали, что те, сбросив иго, пытались защищать свою свободу оружием.
«Князьями у винулов были Мстивой и Мечидраг, под руководством которых вспыхнул мятеж»[253] Как говорят и как известно по рассказам древних народов, Мстивой просил себе в жены племянницу герцога Бернарда, и тот [ему ее] обещал. Теперь этот князь винулов, желая стать достойным обещания, [отправился] с герцогом в Италию, имея [при себе] тысячу всадников, которые были там почти все убиты. Когда, вернувшись из похода, он попросил обещанную ему девицу, маркграф Теодорик отменил это решение, громко крича, что не следует отдавать родственницу герцога собаке[254]. Услышав это, Мстивой с негодованием удалился. Когда же герцог, переменив свое мнение, отправил за ним послов, чтобы заключить желаемый брак, он, как говорят, дал такой ответ: «Благородную племянницу великого государя следует с самым достойным мужем соединить, а не отдавать ее собаке. Великая милость оказана нам за нашу службу, так что нас уже собаками, а не людьми считают. Но если собака станет сильной, то сильными будут и укусы, которые она нанесет». Сказав так, он вернулся в Славию. Прежде всего он направился в город Ретру, что в земле лютичей. Созвав всех славян, живущих на востоке, он рассказал им о нанесенном ему оскорблении и о том, что на языке саксов славяне собаками называются. И они сказали: «Ты страдаешь по заслугам, ибо, отвергая своих, ты стал почитать саксов, народ вероломный и жадный. Поклянись же нам, что ты бросишь их, и мы станем с тобой». И он поклялся.
Когда герцог Бернард поднял при таких обстоятельствах оружие против императора, славяне, Используя удобное время, собрали войско и «сначала опустошили мечом и огнем всю Нордальбингию, затем, пройдя остальную Славию, сожгли и разрушили все до одной церкви, священников же и других служителей церкви разными истязаниями замучили, не оставив по ту сторону Альбии и следа от христианства», «в Гамбурге же в это время и позднее многих из священников и городских жителей в плен увели, многих из ненависти к христианству поубивали»[255]. Старцы славянские, которые хранят в памяти все деяния язычников, рассказывают, «что больше всего христиан оказалось в Альденбурге. Перерезав всех их, как скот, 60 священников они оставили на поругание. Главный из них в этом городе носил имя Оддар. Вместе с остальными он был предан такой мученической смерти: разрезав железом кожу на голове в форме креста, вскрыли, таким образом, у каждого мозг, потом связали им руки за спиной и так водили исповедников божьих по всем славянским городам, пока они не умерли. Так, превращенные в зрелище для ангелов и людей, они испустили дух посреди своего [мученического] пути, как победители. О многом, подобном этому, совершавшемся в. то время в разных славянских и нордальбингских землях, вспоминают старые [люди], но из-за отсутствия тогда хронистов [все это] принимается теперь за басни. Столько мучеников было тогда в славянских землях, что о всех едва ли можно написать в [одной] книге»[256].
«Так, все славяне, которые живут между Альбией и Одрой, в течение 70, а то и больше лет, а именно во все время [правления] Оттонов исповедовали христианскую веру, и вот каким образом они отделились теперь от тела Христова и церкви, с которой раньше были связаны. О, сколь скрыты пути проявления над людьми правосудия господня, он «кого хочет милует, а кого хочет ожесточает». Исполненные изумления перед его всемогуществом, мы видим, что те, которые первыми уверовали, потом к язычеству вернулись, а те, которые казались последними, к Христу обратились. Он, этот судья праведный, сильный и терпеливый, который некогда, уничтожая в присутствии Израиля семь колен ханаанских, сохранил лишь чужеземцев, чтобы этим [способом] испытать Израиль, он, говорю, хотел теперь укрепить только небольшое число язычников, чтобы при посредстве их смутить наше неверие»[257].
«Это происходило в последние годы жизни архиепископа Либентия Старого[258] при герцоге Бернарде, сыне Бенно, который тяжко угнетал славянский народ»[259]. «Теодорик, маркграф славян», которому, так же как и упомянутому [Бернарду] «были свойственны жадность, а также жестокость, был лишен должности и всего наследственного владения и, став приходским священником в Магдебурге, он окончил там жизнь худой смертью, как того заслужил»[260]. Мстивой, князь славянский, мучимый в последние годы своей жизни раскаянием, обратился к господу, и «так как не хотел отречься от христианства, то был изгнан из отечества, бежал к бардам и там дожил до глубокой старости, сохранив верность христианской религии»[261].
261
Там же, прим. 30. Эта глава, как видно из настоящих примечаний, представляет собой компиляцию из нескольких глав Адама. Переделывая оригинал, соединяя отрывки из разных глав, хронист в общем сохраняет содержание Адама, внося лишь одно изменение от себя: небольшое примечание Адама, в котором тот в весьма сжатой форме передает версию о предполагавшемся браке славянского князя с племянницей саксонского герцога, Гельмольд развертывает в целый рассказ, причем претендентом на руку этой племянницы делает не сына Мстивоя, как у Адама, а самого Мстивоя.
В литературе существует вполне обоснованное предположение, что Адам, а вслед за ним и Гельмольд, объединили события, относящиеся к разным временам: всеобщее восстание прибалтийских славян в 983 г., т. е. при императоре Оттоне II и герцоге саксонском Бернарде I, и восстание в 1018 г. при императоре Генрихе II и герцоге Бернарде II. Такого мнения придерживались Богуславский (W. Boguslawski. Указ. соч., т. III, стр. 325 — 327), Маркварт (J. Marquart. Указ. соч., стр. 312 — 315), Ваховский (А. Wachowski. Указ. соч., стр. 141), Шмейдлер (Адам, стр. 102, прим. 3) и Гильфердинг (указ. соч., стр. 388 — 393, 412 — 414). Путаница, внесенная хронистами, затруднила раскрытие упоминаемых имен.
До сих пор нет единого мнения о князе Мстивое. Все сходятся только на том, что под одним именем скрываются два разных князя. Один, вождь восстания 983 г., это — Мстивой Биллуг (I, 13, прим. 188). Так считали Гильфердинг (Указ. соч., стр. 388) и Маркварт, причем последний отождествлял этого первого Мстивоя с тем Mistui, Mistuwoi, который упоминается у Титмара в кн. III, гл. 17 и 18, где речь идет о восстании 983 г., и в кн. IV, гл. 2, повествующей о появлении бодрицкого князя в числе других при дворе герцога в 984 г. (См. J. Marquart. Указ. соч., стр. 314 — 315). Мнение Маркварта поддержал Шмейдлер (см. Адам, стр. 102, прим. 4). Богуславский же полагал, что этот Мстивои был сыном Мстивоя Биллуга, братом Мечислава (W. Boguslawski. Указ. соч., т. III, стр. 325). Что касается второго князя, выступающего под именем Мстивоя у Адама и Гельмольда, то Богуславский отождествлял его с Мстиславом (Mistizlavus), встречающимся у Титмара в кн. VIII, гл. 4, описывающей выступление лютичей против этого князя, отказавшего им в поддержке во время похода Отто-на II в союзе с ними на Польшу (см. W. Boguslawski. Указ. соч., т. III, стр. 441). Такое же мнение высказал и Маркварт (J. Marquart. Указ. соч., стр. 315 — 316 и 329), дополнив его предположением, что этот Мстивой, или Мстислав, одно и то же лицо, что и Мечислав (Missizla), сын Мстивоя Биллуга (см. I, 13, прим. 189 и I, 15, прим. 202). Гильфердинг считал этого второго князя не сыном Биллуга, а его внуком, сыном Мечислава (Указ. соч., стр. 412).
Неясно, кто скрывается под именем князя Мечидрага (Mizzidrag). Одни связывали его имя с восстанием 983 г. и видели в нем или Мечислава, сына Мстивоя Биллуга (W. Boguslawski. Указ. соч., т. III, стр. 325) или современного Биллугу князя вагров (J. Marquart. Указ. соч., стр. 314 — 315). Другие считали его участником восстания 1018 г. князем вагров, современником внука Биллуга (А. Гильфердинг. Указ. соч., стр. 412).
Нет единого мнения в литературе и относительно упоминаемого неоднократно в главе маркграфа Теодориха. Одни считают, что на протяжении всей главы речь идет о Теодорихе, маркграфе Северной (затем Старой) марки, преемнике Герона, в 983 г. отстраненном от должности. Так думали Павинский (Указ. соч., стр. 104), Гильфердинг (Указ. соч., стр. 392). Другие полагают, что в начале главы действительно упоминается этот маркграф Теодорих, умерший, по свидетельству Кведлинбургских анналов, в 985 г., а в конце главы — другой маркграф неизвестной марки, быть может, сын первого. Так думал Шмейдлер (см. Адам, стр. 102, прим. 10 — 11, стр. 104, прим. 1).