67. О СМЕРТИ ЭТЕЛЕРИЯ
Прошло немало времени, пока вагрской земле удалось оправиться от пережитого бедствия, и вот уже с севера новые войны надвинулись и добавили горести к горестям, раны к ранам. После убийства Эрика, по прозвищу Эмуна, осталось трое потомков королевского рода, а именно: Свен, сын этого Эрика, Вальдемар, сын Кнута, и Кнут, сын Магнуса[529]. Поскольку все они были пока еще в детском возрасте, то, по решению данов, над ними был поставлен опекун, некий Эрик, по прозвищу Спак[530], который и принял под свое покровительство государство и подрастающих государей. Был это муж миролюбивый. Он спокойно управлял вверенным ему государством, оказывая ярости славян недостаточное противодействие. Ибо разбои славян в то время более обычного усилились. Чувствуя приближение дня своей смерти, Эрик созвал трех юных королей и, обратившись за советом к вельможам, Свена поставил на королевство; Вальдемару же и Кнуту велел удовольствоваться отцовским наследством. И приведя, таким образом в порядок дела, он скончался. Вскоре сын Магнуса, Кнут, нарушив распоряжение своего опекуна, сделал попытку насильно захватить трон и начал большую войну против Свена. Вальдемар стал на сторону Свена, и вся Дания взволновалась. В северной части неба великие знамения показались в виде как бы огненных факелов, алых, как человеческая кровь. Знамения эти не обманули. Кто же не знает о нанесенных поражениях, нанесенных, говорю я, во время этой войны?
Каждый из обоих королей старался привлечь нашего графа[531] на свою сторону, и они отправляли послов с дарами, предлагая много и обещая еще больше. Графу понравился Кнут, и после беседы с ним он признал себя его вассалом. Жестоко отплатил за это Сван. Взяв с собой вооруженный отряд, он перешел в вагрскую землю, поджег Альденбург и разрушил всю приморскую область. Уйдя потом оттуда, он поджег предместье Зигеберг, и прожорливое пламя поглотило все, что было в его окрестностях.
Виновником этого бедствия был некий Этелерий, дитмарш по рождению. Он получил поддержку у богатых данов, привлек на свою сторону всех храбрых гользатов и, став королевским военачальником, вознамерился изгнать графа из его земли, а владения его присоединить к Данскому королевству. Когда это стало известно графу, он отправился к герцогу[532], прося, чтобы тот его защитил. Ибо оставаться в Гользатии ему было небезопасно, потому что вассалы Этелерия поднялись и угрожали его жизни. Если кто-нибудь хотел стать вассалом Этелерия, он шел к нему и получал от него в дар плащ, щит и коня, и подкупленные такого рода дарами мятежники заполнили всю землю. Тогда повелел герцог всему народу гользатов и штурмаров, чтобы если где-нибудь будут обнаружены вассалы Этелерия, пусть они или отрекаются от своего вассальства, или уходят из страны. И было так сделано, и весь народ поклялся, что будет подчиняться приказу герцога и повиноваться своему графу. И тогда этот муж вновь заключил дружбу с гользатами после того, как мятежники или вернули себе его милость, или были изгнаны из страны.
И отправил граф послов к Кнуту, требуя, чтобы тот скорее с войском пришел, чтобы им вместе подавить Свена. Сам же с 4-тысячным войском поспешил к Шлезвигу ему навстречу. И раскинули они лагери на большом расстоянии один от другого. Свен же с немалым войском находился в городе Шлезвиге. Тогда Этелерий, военачальник Свена, видя, что беда удвоилась и большое войско пришло, чтобы их осадить, с коварным умыслом отправился к Кнуту и, дав денег начальникам войска, уговорил юного Кнута, чтобы тот без ведома графа Адольфа возвратился в землю свою и распустил войско, всех по домам своим. Заключив с ним перемирие, он дал обещание, что без войны восстановит мир в Дании. Совершив все так, как ему было угодно, Этелерий вернулся в Шлезвиг, намереваясь утром вступить в бой с графом и внезапно убить его. Но в тот вечер был в Шлезвиге один из домочадцев графа, и, чувствуя, что что-то готовится втайне, он поспешно переправился через озеро и, придя в лагерь, сказал графу: «Обманут ты, о граф, обманут и обречен на гибель. Кнут и войско его, на помощь которым ты сюда прибыл, вернулись в землю свою, ты же один здесь оставлен. А Этелерий намеревается прийти сюда и на рассвете сразиться с тобой». Тогда граф, весьма удивленный таким обманом, сказал своим: «Поскольку мы находимся среди леса и лошади наши изнурены от голода, то хорошо было бы нам уйти отсюда и поискать удобное место для лагеря». Тогда войско почувствовало, что граф расстроен неблагоприятным известием, и сняло лагерь с места, которое называется Кунингисхо, и повернуло путь к Эгдоре. И воины двигались с такой поспешностью, что, когда граф достиг Эгдоры, из 4 тысяч войска с ним оказалось едва 400 [человек]. Ободряя их, граф сказал: «Хотя напрасный страх и обратил в бегство наших братьев и друзей, несведущих в этом деле, однако мне кажется полезным, чтобы мы остались здесь охранять нашу страну, пока не узнаем точнее от направленных [нами] послов, что делают наши враги». И он тотчас же отправил послов, чтобы те донесли об истинном положении вещей. После того как те были схвачены под Шлезвигом и закованы в цепи, Этелерий сказал господину своему королю: «Теперь следует поторопиться и выступить с войском, ибо покинутый своими граф несомненно отдастся в руки наши. Убив его, мы пойдем в его страну и поступим с нею, как нам заблагорассудится». И они отправились с сильным войском. Граф же, разгневанный тем, что послы, как было условлено, не вернулись, отправил других послов, которые, увидав неприятеля, поспешно донесли об этом графу. Тот, хотя и был в душе огорчен малочисленностью своих сил, решил, однако, принимая во внимание их доблесть, сражаться, и сказал своим: «Вот настало время, о друзья, когда можно будет узнать, кто тот смелый и доблестный муж, который готов был бы добровольно принять гибель. Мои соотечественники часто с насмешкой упрекали меня, что у меня якобы женское и трусливое сердце и что удары войн я отражаю скорее словом, чем рукой. Разумеется, я не действовал безрассудно. И зато сколько раз мы смогли без кровопролития уберечь себя от войны. Но теперь, когда ужасная опасность требует приложения рук, можно будет увидеть, женская ли у меня, как вы говорите, душа. Теперь, даст бог, вы сможете лучше рассмотреть, что у меня сердце мужа. Я успокоюсь, если ваше желание совпадет с моим и если вы, принеся присягу, станете со мной на защиту отечества. Ибо в настоящее время только сражение может спасти и от постыдного бегства и от несомненного разорения нашего отечества».