Императоръ Константинъ Багрянородный говоритъ про нихъ: «Погане же, которыхъ римляне зовутъ арентинами, скрытые въ своей недоступной гористой странѣ, чуждались крещенія: Погане на славянскомъ языкѣ значитъ именно: „не крещеные“.
Намъ не приходится, однако, углубляться въ Нарентскій заливъ, а нужно круто повернуть, мимо устья его, въ большому острову Корчулѣ, по-европейски Курцолѣ. Этотъ островѣ еще до сихъ поръ обиленъ лѣсами, изъ которыхъ въ свое время выстроена была вся подводная Венеція, всѣ корабли ея флота. Корчула интересна для насъ еще тѣмъ, что въ 1806 г. наши русскіе моряки съ помощью черногорцевъ два раза отнимали ее у французовъ и только по тильзитскому миру уступили имъ назадъ этотъ всѣмъ лакомый островъ. Англичане тоже владѣли имъ нѣкоторое время, пока вѣнскій конгрессъ не отсудилъ его вмѣстѣ со всею Далмаціею въ собственность Австріи, счастливой, какъ извѣстно, на подарки и браки, — tu, Austria felix, nube [1].
Знаменитый средневѣковой путешественникъ по дальней Азіи, венеціанецъ Марко Поло взятъ былъ въ плѣнъ генуэзцами въ жестокой морской битвѣ при Курцолѣ, и только благодаря скукѣ своего плѣна, невыносимой для его дѣятельной натуры купца и путешественника, рѣшился заняться отъ нечего дѣлать тѣмъ описаніемъ своего путешествія къ Белиному Моголу, которое сдѣлалось потомъ незамѣнимымъ сокровищемъ для историковъ и географовъ Европы… Генуэзцы XIII вѣка были уже настолько просвѣщенны, и настолько сочувствовали энергіи и предпріимчивости смѣлаго венеціанца, что, восхищенные книгою его, отпустили его безъ выкупа на свободу [2].
Проѣхали мимо другого большого острова Млѣта (Меледа, по-итальянски), который долго провожалъ насъ справа, въ то время какъ съ лѣвой руки тянулся безконечный полуостровъ Сабіончелло. Млѣтъ въ древности назывался Мелитою; у его береговъ апостолъ Павелъ претерпѣлъ, по преданію, то крушеніе, которое описано въ Дѣяніяхъ Апостольскихъ.
Тутъ уже начались бывшія владѣнія рагузской республики, которой, впрочемъ, принадлежали когда-то и Корчула, и Лезина, и Врачъ, и Ластово, и другіе прибрежные острова. Собственно Далмація здѣсь кончается, — потому что отъ Неретвинскаго канала вплоть до Еаттарской бухты вся береговая полоса — въ 150 милъ длины и въ 15 ширины — искони составляла независимую республику Дубровника, или Рагузы, а прибрежье Каттарской бухты — такъ-называемой Бокка-ди-Каттаро, — тоже не принадлежало къ Далмаціи, а всегда считало себя независимою общиною, населенною особымъ племенемъ сербскихъ славянъ — бокезами, которые, впрочемъ, почти ничѣмъ существеннымъ не отличаются отъ другихъ далматинскихъ серббвъ. Тѣмъ не менѣе бокезы и уже подавно самолюбивые рагузяне, гордящіеся своею многовѣковою независимостью, ни за что не назовутъ себя постылымъ для нихъ именемъ далматинцевъ, бывшихъ постоянно подъ властью Италіи или какого-нибудь другого государства.
Въ самомъ дѣлѣ, прожить вольною и богатою республикою цѣлыхъ 1.500 лѣтъ, какъ прожилъ Дубровникъ, — что-нибудь да. стоитъ, и съ такими историческими преданіями народъ не распростится скоро.
Берега, мимо которыхъ мы двигаемся, мало интересны съ точки зрѣнія красоты. И берегъ материка слѣва, и островки справа, — все это большею частью голые каменистые холмы, иногда разграфленные, будто линейкою, террасами виноградниковъ, и только у подножія окруженные садами. Маленькія деревеньки изъ бѣлыхъ и сѣрыхъ каменныхъ домиковъ, крытыхъ красною черепицею, мелькаютъ среди этихъ садовъ въ устьяхъ долинокъ и у береговыхъ заливчиковъ, и между ними снуютъ по голубому морю, стихшему здѣсь какъ расплавленное стекло, парусныя лодочки и игрушечные пароходики. Настоящіе пароходы не приближаются къ этимъ опаснымъ берегамъ, усѣяннымъ рифами и мелями и изрѣзаннымъ скалистыми мысами. На островкахъ то-и-дѣло бѣлѣютъ башенки маяковъ и сбившіяся къ водѣ кучки рыбацкихъ домиковъ, которые одни только нарушаютъ безлюдье этихъ каменистыхъ оазисовъ земли, разбросанныхъ по пустынѣ, моря [3].
Гравоза — старый славянскій Гружъ — спряталась въ самой глубинѣ узкой бухты, между гористымъ мысомъ, отдѣляющимъ бухту отъ моря, и такимъ же гористымъ берегомъ. Тутъ, въ этой природной теплицѣ, загороженной отъ вѣтровъ, накаляемой солнцемъ, увлажаемой моремъ, — растительность уже гораздо болѣе южная. Черные зонтики кипарисовъ тутъ въ первый разъ выступаютъ какъ характерное дерево пейзажа. Долина рѣки Омблы, которая впадаетъ тутъ въ море, черезъ это дѣлается одною изъ самыхъ живописныхъ. Гравоза — торговый портъ Рагузы, просторный и спокойный въ самое бурное время. Къ самой Рагузѣ большія суда приставать не могутъ. На берегу цѣлые ряды каменныхъ складовъ, таможня, отель. Но городокъ на видъ совсѣмъ не важный.
1
Горохъ Курцола тѣсно сбитъ своими высокими средневѣковыми домами въ стѣнахъ старинной крѣпости, у подножья цитадели, вѣнчающей холмъ. Съ трехъ сторонъ ея на высотахъ еще три венеціанскихъ форта, теперь, кажется, запущенныхъ. Но часть мирныхъ жилищъ торговаго люда не усидѣла въ переполненныхъ крѣпостныхъ оградахъ и выплеснула изъ нихъ вонъ, свободно разлившись по берегу моря.
2
Курцола — обычная стоянка австрійскаго военнаго флота. Противъ Курцолы берег] Далмаціи отлично обработаны; по крутизнамъ горъ, чуть не до самыхъ вершинъ — виноградники, фиговые и масличные сады. Когда пароходъ нашъ не загораживается со стороны моря массивными горбами какого-нибудь длиннаго острова, въ родѣ Лезины или Курцолы, качка дѣлается очень чувствительной, хотя дуетъ мистраль, сѣверо-западный вѣтеръ, особенно любимый прибрежными жителями, приносящій имъ прохладу среди лѣтняго зноя, безъ котораго все адріатическое побережье, начиная отъ Тріеста и Фіума до Рагузы и Каттаро, пропало бы отъ жары.
3
Когда пароходъ нашъ идетъ близко къ берегу, нельзя не удивляться, съ какимъ терпѣніемъ и упорствомъ далматинцы обработываютъ свои горныя вручи; лѣски они бережно сохраняютъ, а всѣ голые скаты тщательно расчищаютъ отъ камней на поразительную высоту. Вырытые камни аккуратно сложены у нихъ копнами, скирдами, цѣлыми валами, такъ что издали кажется, будто громадныя стада скота разлеглись по всѣмъ склонамъ горъ; на освобожденныхъ отъ каменьевъ полянахъ — все разбиты виноградники. Любопытна здѣсь горная деревенька подъ оригинальнымъ названіемъ «Свита недѣля», надъ которою въ глубинѣ отвѣсныхъ скалъ зіяетъ большая черная пещера съ церковью и кладбищемъ — можетъ быть, воспоминаніе какого-нибудь древняго капища подземному богу Аида…