Еще один вопрос представляет определенную трудность — вопрос о названиях водных путей. Естественно было бы ожидать, что эти названия в областях, долгое время заселенных славянами, будут исключительно славянскими. Однако наиболее выдающиеся филологи постоянно подкрепляют все новыми доказательствами утверждения, что названия водных путей в древней Польше большей частью неславянского происхождения, например Висла, Виар, Нида, Раба, Рона, Сан, Мень, Мрога, Брда, Одра, Особлога, Лабунька, Вда, Сола, Орава, Морава, Видава и т. д. Два славянских исследователя, Ян Розвадовский (Краков) и Александр Шахматов (Петроград), в особенности защищали эту точку зрения; они рассматривали большую часть этих названий как галльские. На этом основании они относили прародину славян за область нижнего Немана, в район Двины и на берега озера Ильмень; однако и здесь, к сожалению, не были обнаружены названия древнеславянского происхождения. Шахматов считал, что на Припяти и Двине жили финны, а в восточной части Повисленья — галло-венеды[45], славяне же якобы поселились здесь лишь в III веке н. э.
Так как все эти различные точки зрения представлены филологами в равной мере известными, то решить проблему очень трудно. Тем не менее решение должно быть найдено. В одинаковой мере нельзя допустить как кельтскую, так и финскую принадлежность вышеназванных областей, как это утверждает Шахматов, так же как нельзя полностью исключить наличие там славян. Такой путь мог бы привести к абсурдному выводу, что в Европе вообще не существует области, которую можно было бы считать славянской прародиной[46], так как нет области, где бы географическая терминология была чисто славянской. Пришлось бы исключить славян из числа обитателей древней Европы, предположив, что они появились здесь лишь несколькими столетиями позднее, уже в нашей эре, что, однако, невозможно с исторической точки зрения. Если бы был доказан кельтский характер висленской терминологии — напоминаю, что выводы Шахматова встретили резкий отпор со стороны некоторых выдающихся славянских филологов[47], — то и тогда следовало бы принять во внимание древнее заселение этих земель протокельтами или другими индоевропейцами в течение первого периода их развития до поселения там праславян. Однако это не исключало бы того, что славяне заняли эту территорию после распада индоевропейского единства и поселились здесь в течение второго и первого тысячелетий до н. э. Мы ищем территорию славян именно в период распада индоевропейского единства, а не ту область древней индоевропейской территории, где славянство зарождалось. Теория Шахматова, если бы она была обоснована, доказывала бы лишь то, что в определенную эпоху эта территория была заселена также кельтами, а отнюдь не то, что мы должны отказаться от поисков славянской прародины в этой области, когда есть причины, побуждающие нас к этому. Стоит лишь вспомнить о том, что, например, для славянизации терминологии восточной Германии оказалось достаточно лишь нескольких столетий.
Характер областей, где мы ищем прародину славян, хорошо известен географам. Это земли, средняя часть которых (Припятьский бассейн) еще и поныне покрыта бесчисленным количеством стоячих и проточных вод и бесконечными сосновыми, буковыми, березовыми лесами, ольшанником и ивняком. Климат здесь суровый, в котором могут жить только охотники и рыболовы. К тому же эти условия два-три тысячелетия тому назад были много хуже, тогда как в настоящее время они значительно улучшены[48]. Наиболее плодородные области, пригодные для земледелия, находились лишь на окраинах этой территории, то есть на востоке и на юго-востоке.
Народ, живущий на этих землях, должен был много трудиться, чтобы превратить болота и леса в обработанную землю. Именно эти условия способствовали развитию общественных отношений, основанных на совместном труде больших семей и на социальном равенстве. Это способствовало развитию демократии, не допускавшей концентрации политической и экономической власти в руках отдельных лиц. Еще одно обстоятельство заслуживает внимания: по всем вышеуказанным причинам этот народ долгие столетия жил в относительном покое, вне бурь, которые либо угрожали старому свету, либо потрясли его, но также и вне областей великих цивилизаций древности. Земли славян всегда были очень плохо известны грекам и римлянам. Славяне долго жили «дома» и «для себя», в стороне от чужих влияний, и потому могли превратиться в большой народ [ «самый многолюдный народ» — «μέγιστον ἔθνος», говорит о них Птолемей], что не привлекали к себе особого внимания.
45
А. Шахматов. Изв. отд. русск. яз. и слов, 1911, стр. 707; „Archiv für slavische Philologie“, 1911, стр. 51; J. Rozwadowski. Spravozdania Krakovské akademie, 1901, XI, 1906, III; Almae matri Jagiellonicae, Львов, 1900, стр. 107. Однако в самой последней своей статье Розвадовский высказывается довольно осторожно и отказывается от теории кельтской принадлежности венедов („Rocznik slawistyczny“, VI, стр. 39, 269), но поддерживает ту точку зрения, что до нашей эры славяне жили не между Вислой и Днепром, а севернее Немана.
46
См. мою статью „Nové theorie о pravlastí slovanské“ в „Чешском историческом журнале“ („Český časopis historicky“, XXI, 1915, I–II).
47
См. критику К. Буги и М. Фасмера („Rocznic slawistyczny“, VI, стр. 1–28, 179). Эти авторы совсем отвергали галльский характер приведенных названий (кроме названия Вислы) и обозначали их как индоевропейские. Наконец, А. Шахматов сам признал незадолго до смерти „слабость и неудовлетворительность“ своих несчастных кельтских теорий (A. Meillet, Revue des Études slaves, I, 1921, стр. 190, прим. 1).
48
До 1900 года здесь было осушено для земледелия 7 832 000 га; 328 000 га были превращены в луга, таким образом, осталось только 2 644 000 га болот.