Локи и Свадильфари. С картины Дороти Харди (1909 г.)
В силу мифического сродства мертвецов со стихийными духами создалось верование, будто он охотится за душами усопших, как гончая собака за убегающей дичью: «Führt dich der zauch (др. – верхненем. zoha – сука) schon wieder her?» Представление черта козлом ставит его в особенно близкие отношения к Тору. На праздничных сборищах ведьм Сатана является в образе черного козла, которому они воздают божеские почести; в заклятиях козел служит заменою древнего бога. В Швейцарии народ не употребляет в пищу козлиных ног, потому что такие же ноги имеет и сам черт: это обыкновение объясняется из мифа о козлах Тора, мясом которых утолял он свой голод, а из собранных костей снова воскрешал убитых и съеденных животных и сильно гневался, когда однажды кость козлиной ноги оказалась раздробленною.
Наподобие Тора черт ездит по ночам на козле и щелкает бичом или правой рукою машет серебряным молотом, а в левой держит молнии. О превращениях злого духа в свинью и волка было сказано выше. Черт охотно воплощается в черного ворона, коршуна и сову; немцы называют его hellerabe, и не только ради хищности и черного цвета этой птицы, но и потому особенно, что ворон посвящался Одину, шествующему в грозе и бурях[30]. Животные формы даются бесам в придаток к тем безобразным человеческим формам, в которых рисовались они воображению первобытных племен; наделенный козлиными, коровьими или лошадиными ногами и ушами, рогами и хвостом, черт внешним видом своим сближается с античными фавнами и сатирами и нашими лешими; он так же космат, как skraten и pilosen; острые когти его и крылья суть признаки звериного и птичьего типов.
По летописному свидетельству, боги, живущие в безднах, «видом черны, крылаты, с хвостами и летают под небо»[31]. Сходно с эльфами, цвергами и пиксами, черти любят пляски и музыку[32]. Наряду с бесами мужского пола, предания говорят о чертовках, которые по характеру своему совпадают с облачными, водяными и лесными женами и девами[33]. У малорусов есть поговорка: «Дождался чертовой матери»[34]. В народных сказках в жилище черта сидит его бабка, мать или сестра, которая в большей части случаев оказывается благосклонною к странствующему герою, прячет его от своего сына и помогает ему в нужде (с тем же значением изображается и мать ветров); сам же черт, ворочаясь домой, чует носом человеческое мясо, как чуют его великаны и змеи.
По мнению малорусов, если «дощъ йде кризь сонце (т. е. при солнечном сиянии), то черт жинку бье» или «дочку замижь виддае»; чехи говорят: «Čert běli svoubabu, či svou matku neb chot’» (любовницу); французы: «Le diable bat sa femme». В Германии о быстро сменяющейся погоде – то ясной, то дождливой и пасмурной – выражаются поговоркою: «Der teufel bleicht seine grossmutter», в Швейцарии: «Der teufel schlägt seine mutter»; когда гром гремит при солнечном сиянии, немцы говорят: «Der teufel schlägt seine mutter, dass sie Öl gibt». Польско-русинское присловье утверждает, что ведьмы (чаровницы) сбивают масло в то самое время, как черт бабу колотит. Очевидно, черт выступает здесь в роли громовника; в шуме летней грозы он бьет свою мать или жену, т. е. облачную нимфу, и требует от нее масла, т. е. дождя. Туча, в недрах которой рождается молния, почиталась ее матерью; в сказках упоминается мать грома, литов. Percuna tete. С другой стороны, та же облачная нимфа, под иным поэтическим воззрением, представлялась любовницею или женою грозового демона, с которою он сочетается молниеносным фаллосом[35].
Вместе с присвоением громовнику и сопутствующим ему духам характера демонического, сатанинского, жилища их, т. е. облачные подземелья и пещеры, получили значение страшного царства нечистой силы; в то же время царство это признано было обиталищем умерших, ибо и в языке, и в поверьях смерть роднилась с нечистою силою[36], а тени усопших – с грозовыми гениями. И та и другие неслись в рядах неистового воинства и дикой охоты, сопровождали Одина в его воздушных поездах и вместе с ним скрывались в облачные горы и дождевые источники. Те же самые образы и краски, какие созданы были поэтическим настроением древнего человека для туч, служили и для обрисовки царства демонов и мертвых.
Прежде всего это есть мир подземный, куда ведет трудный путь через пропасти и горные ущелья, – мир непроницаемой тьмы и страшно клокочущего, всепожигающего пламени: тьма указывает на помрачение неба черными тучами, а пламя – на горящие в них молнии. Таково было воззрение арийских племен. Веды знают ужасный, подземный мир Naraka, в котором царствует богиня Nirriti[37]; по учению древних греков, души усопших отходят в подземный, вечно туманный и мглистый ад (άίδης, αδης)?), где властвует бог Аидес (Гадес), являющийся во всей грозовой обстановке: он имел шлем-невидимку, жезл и златоблестящую колесницу (метафоры облака и молнии)[38].
35
D. Myth., 157, 960; Номис., 282; Гануш о Деде и Бабе, 25. Народные поговорки утверждают, что «черт и баба – родня между собою», «где черт не сможет, туда посылает бабу».