Исторические характеристики мотива во многом производны от его морфологических функций: «Изучение структуры... необходимейшее предварительное условие исторического изучения...»[76]. С точки зрения морфологии мотив, как любая единица структурного анализа текста, может быть рассмотрен в системе «вариант мотива — инвариант мотива». Эта модель ориентируется на принцип дихотомии, принятый в структурной лингвистике, который предполагает противопоставление языка как системы парадигм и речи как ее вариативной функциональной реализации (синтагматики). Такой подход принят в зарубежных (прежде всего французских и американских) исследованиях[77].
В подобном методологическом ключе мотив может рассматриваться и как «мотифема» — обобщенный логический конструкт (часть парадигмального строя, созданного исследователем), и как «алломотив» — непосредственный вариант мотива, выявленный в тексте. Введение этих терминов позволяет четче отличать аналитические обобщения исследователей от реально существующих мотивных вариаций. Такое разграничение понятийных конструктов и элементарных частиц текстов — необходимое условие для сочетания исторического (генетического) анализа, в ходе которого изучаются реально существующие варианты и сюжетные комбинации, и сравнительного, для которого необходима более высокая степень обобщения.
Таким образом, мотивный анализ позволяет сочетать исследование морфологии текстов с их исторической интерпретацией и сравнительным изучением.
Исследователи применяли несколько модификаций мотивного анализа. Поскольку этот метод создавался в русле исследования сказок и мифов, он до сих пор наиболее плодотворно используется для изучения небольших (герметических) жанров со стереотипной структурой и нормативной (или стандартизированной) поэтикой — евангельских притч[78], христианских легенд[79], «прядей об исландцах»[80], новелл[81]. Однако известны опыты «разложения» на мотивы и более объемных текстов — например, английской поэмы «Беовульф»[82], ветхозаветных преданий[83]. Проблема адаптации структурно-морфологического метода для анализа пространных литературных произведений подробно разобрана Р. Бартом[84].
Наиболее распространенным в историографии стало также выявление конкретного мотива и набора его вариаций, или поиск устойчивых комбинаций мотивов («бродячих сюжетов»[85]) в различных фольклорных и раннелитературных произведениях — например, мотивов сватовства и свадьбы[86], пира[87], побратимства[88], поединка[89], договора[90], инцеста[91], братьев-близнецов[92]. Классическим исследованием трансформации сюжета в различных литературных традициях может служить сборник статей о Тристане и Изольде[93].
В ряде исследований мотивный анализ используется для восстановления утраченных мифов и повествований[94]. Примерами могут служить реконструкция «основного мифа» славян о борьбе громовержца Перуна с его противником Велесом[95] и «реставрация» эпического сюжета о Волхе (Всеславе)[96], проведенные на основе разрозненных мотивов, которые были выявлены в древних источниках и позднем фольклоре[97]; восстановление круга мотивов, связанных с Олегом Вещим, на материале русских летописей и скандинавских саг[98].
Основные принципы исследования морфологии определенного жанра были заложены в «Морфологии сказки» В.Я. Проппа[99]. Частным случаем этого подхода может служить выявление мотивного состава одного или нескольких произведений с целью определения их мотивной конфигурации и обнаружения близких мотивных комбинаций в других литературных и исторических традициях[100].
Отдельным направлением стало выявление исторических обстоятельств генезиса мотива, его мифологической, социальной, ритуальной обусловленности. К этому направлению примыкают работы представителей так называемой «исторической школы», в которых предпринимались попытки реконструировать исторические события на основе фольклорных мотивов[101]. Сами мотивы также изучаются с точки зрения их психологического подтекста, выражения универсальных желаний, фобий, ассоциаций («фрейдистская школа»), древнейших архетипов и установок подсознания («юнгианская школа»)[102].
В фольклористике анализ мотивов становится неотъемлемой частью исследования текста. Наглядным примером тому может служить монография А. В. Гуры о символике животных в русском фольклоре. Предложенная система словаря различных видов животных и их символических функций явно построена по аналогии с мотивными каталогами. Кроме того, в перечне признаков животного (включающем номинации, табуированные имена, эпитеты, ипостаси, социальные статусы, атрибуты, модусы поведения) предусмотрено отдельное рассмотрение типичных мотивов, связанных с тем или иным зверем[103].