Во всех традициях изображения древнего периода истории славян (от завершения миграции до складывания первых государств в X в.) показаны типологически близкие модели власти и сходные представления о функциях правителя. Эта власть изначальна, развивается постепенно, в несколько этапов; она эндогенна, первые вожди происходят только из «родных», туземных социумов. В легендах описаны обряды и атрибуты этой власти, аналогии которым можно найти в этнологических материалах. Главными темами в легендах являются: соревновательный пир (потлач), свадьба двух представителей правящих семей, объединение родов (синойкизм), священная, ритуальная пахота, обряд инициации детей (постриги). В преданиях «читаются» универсальные мифологемы[11]: изгнание «злого» правителя (Попеля), брак царя-пахаря и девы плодородия (Пржемысла и Либуше), чудесное умножение пищи (в польской легенде о Пясте и рассказе ПВЛ о «белгородском киселе»), брак культурных героев — брата и сестры («кузнеца» Кия и «девы реки» Лыбеди), древние охотничьи мотивы (тотемные зооморфные имена, длинные волосы и косы).
Кроме типологических совпадений, в разных традициях выявлены отдельные сюжеты, восходящие к общему источнику. В польской и чешской традиции отразились рассказы о практически идентичной цепочке прародителей племени: «Чех — Крок — его дочь» и «Лех — Крак — его дочь». Можно предполагать, что в основе этих сообщений лежит общезападнославянское (или общеславянское?) предание о предке-эпониме (или двух эпонимах: упоминание пары «Чех и Лех» сохранилось в древнерусской пословице[12]), его преемнике, родоначальнике племени Краке / Кроке («вороне»?) и мудрой дочери последнего, унаследовавшей власть. Идентичны по своему семантическому значению (и, видимо, восходят к одному прообразу) имена первого легендарного новгородского посадника Гостомысла[13] и легендарного чешского князя Гостивита; оба имени обозначают человека, «заботящегося о гостях», «хозяина гостей». Аналогию и смысловую оппозицию этой паре представляют имена двух польских князей Семовита и Семомысла (т.е. людей, «заботящихся о своей семье», «хозяев семьи»). Идентичны по семантике имен и функциям пары женских персонажей «Туга и Вуга» и «Карна и Жля», олицетворяющие практику погребальных обрядовых плачей над погибшими. Однако исследование и реконструкция возможного источника этих преданий — тема специального исследования.
Образы первых князей связаны с мирными профессиями — они занимаются землепашеством, более архаичная легенда о Кие и его братьях называет главного героя охотником. С лесом и охотой, возможно, связана семантика имен первых польских и южнославянских князей. Некоторые первоправители носят тотемные имена птиц (Крок, Крак, Будимир). Первые правители отличаются мудростью, способностью предвидеть будущее, гостеприимством, щедростью.
Все описанные в трех преданиях обряды, связанные с получением власти, характер генезиса власти, атрибуты и функции правителя входят в одну систему представлений, которую можно считать общей, архетипической для славян. Ключевой для всех преданий является пара (муж и жена) правителей, чьи способности и качества гарантируют достаток и благополучие родового коллектива, а важнейшей фигурой — «князь-пахарь».
Основным отличием образа правителя в рассматриваемых легендах от образа князя государственной эпохи является полное отсутствие военных функций и аристократического происхождения[14]. Древние князья не имеют дружин, не участвуют в войнах и военно-торговых походах, не отличаются знатностью (этот концепт в легендах вообще отсутствует). Они занимаются исключительно мирными профессиями, их деяния связаны с культурными (ремесла, знахарство), организаторскими (основание городов, учреждение культов, проведение обрядов) и редистрибутивными задачами (пиры)[15]. Отдельные элементы таких представлений сохраняются и в государственный период. Кроме того, в славянское культуре можно найти и другие параллели этим аспектам образов древних правителей. В «историческое время» наблюдалось разделение функций знаковой фигуры князя и «военного лидера» — воеводы, часто перераставшее в их конфликты[16]. Сам термин «князь» в некоторых славянских языках обозначал священника (ср. польск. ксендз)[17] Отмечу, что в русских былинах князья сами никогда не воюют и не совершают героических поступков, эта функция и сопутствующие ей качества присущи богатырям[18].