— Сорока, сорока, не гостей ли ты предвещаешь? — спросила Елица. При этом взглянула и вскрикнула от радости: перед нею стоял ее старший брат, Рустем.
Елица плачет и смеется в объятиях брата. От радости она не замечает, что Рустем печален и почти не отвечает на ее ласки. Она приглашает его в дом, предлагает разделить трапезу, но Рустем отрицательно качает головой.
— Тогда подожди меня, — говорит Елица, — я с тобой пойду.
Елица спешно идет в дом, накрывает стол и. ставит яства для дорогого мужа; со слезами целует она малютку, спящего в колыбели, поднимает старшего сына и не может от него оторваться. Но брат ждет ее... она вскакивает и бежит... На буйном коне летят всадники день и ночь; на девятый подъезжают к дому. Елица узнает родные поля. Поля не возделаны, сад порос сорною травою...
— Что это значит? — спрашивает Елица.
— Это значит, что лето близко и зима миновала.
— Почему никто из родных не встречает?
— Войдешь в дом — узнаешь.
Елица трепетно переступает порог родного дома. Ее старая мать сидит в углу и плачет. Елица бросается к ней и целует ее.
— А, это ты, черная смерть! — говорит старуха. — Ты отняла у меня девять сыновей и пришла за мною. Что ж, бери меня, я давно готова.
— Матушка, золотая моя матушка, — говорит Елица, со слезами обнимая мать, — это не черная смерть, это я, Елица, твоя дочь. Рустем взял меня из дома мужа и привез к тебе.
Слепая старуха ощупала лицо Елицы, расплела ее шелковистые волосы, и, убедившись, что это точно ее дочь, поведала ей о смерти братьев.
— Не Рустем привез тебя, а Ангел Божий, — сказала она, — чтобы перед смертью порадовать твою бедную мать.
Старуха вскрикнула. Глаза ее открылись. Она увидала свою прекрасную Елицу, и в ее объятиях испустила дух.
Елица не вернулась к бею. Она превратилась в серую кукушку и, сидя на придорожном буке, кукует, оплакивая покинутых детей и умерших братьев.
Иво и Аница
Турки заняли Боснийскую столицу; они закололи караульных и увели королевских детей.
Прекрасного отрока Иво, одетого в пурпур, они отвели к султану; златокудрую Аницу — к султанше.
Вот уже девять лет как Иво изнывает в неволе, Аница — в гареме.
Аница грустна. Она не хочет ни пить, ни танцевать.
— Дочь моя, — говорит ей султанша, — почему ты так грустна? Может быть, мало у тебя жемчугов и золота, или недостает шелковой ткани для вышиванья?
— Нет у меня недостатка ни в жемчугах, ни в золоте, ни в шелковой ткани для вышиванья. Недостает мне брата, моего прекрасного Иво, — отвечает Аница.
— Встань с рассветом, покройся вуалью и иди на лужайку; там найдешь Иво.
Аница встает с рассветом, покрывается вуалью и идет на лужайку.
Иво спит на зеленой травке. Он бледен, как кора березы.
Аница наклоняется над ним и на его бледное чело роняет слезу.
— Благодарю тебя Боже, что ты посылаешь росу, чтобы освежить меня, — шепчет отрок.
— Это не роса, золотой мой Иво; это слезы твоей бедной Аницы.
Иво проснулся и бросился в объятия сестры.
— Иво, дорогой мой, почему ты так грустен?
— По родной я соскучился. Нет больше сил моих.
— Не твоя ли лошадка там привязана, как молоко белая? Бежим, дорогой мой.
Мчатся стрелой на белом коне брат и сестра. Мчатся они три дня, а три ночи спят в лесу в мягком мху.
На рассвете четвертого дня, беглецы, наконец, увидали родные поля. Триста жнецов убирают хлеб. Не слышно песен... Жнецы одеты в траур...
Брат и сестра останавливаются, пораженные...
— Отчего вы так печальны? Почему в трауре? Какое несчастье постигло вас, дорогие соплеменники? — спрашивают они жнецов.
— Нет у нас больше радостей с тех пор, как турки осадили нашу столицу и увели прекрасных детей короля, черноокого Иво и златокудрую Аницу.
— Мы голодны, — говорят юные странники, — покормите нас, добрые жнецы, и скоро посетит вас радость.
— Вон, видите, дворец нашего короля. Постучитесь и встретите радушный прием.
Иво поднимает серебряный молоток и стучит в дверь. Открывает невольница в трауре и впускает всадников.
Дворцовый двор порос сорною травою. На голом камне, у дверей, сидит королева и горько плачет. В башне, у окна, стоит король. Волосы его белы, как снега Боснийских гор; щеки высохли; глаза ввалились...
Королева смотрит на прекрасных пришельцев и плачет еще больше. Они так напоминают детей ее...
Невольница в трауре ведет гостей наверх, в большую залу... На стене висит бандура, украшенная жемчугом. Это бандура Иво. Он узнает ее.
Король спускается с башни навстречу гостям...
— Тато! Мамо! — вскрикивают принц и принцесса, бросаясь в объятия родителей. Родители, наконец, узнают своих детей.
Не плачет больше королева и не вздыхает король. Все веселы кругом. Земледельцы по-прежнему поют песни.
Голодная смерть
Страшная весть о приближении турок поразила ужасом всю деревню. Побросав свои жилища, жители побежали в горы, кто куда мог. Три дня и три ночи Марко Клуч и семья его ничего не ели. В горле у них пересохло, губы потрескались.
Мрачный и молчаливый сидит Марко на утесе. У ног его Милица, жена его. Она при последнем издыхании. В отчаянии смотрят на нее два сына.
Все тихо кругом. Не слышно выстрелов.
Пули пощадили несчастных, но не пощадил их голод.
Тихий вздох, точно дуновение ветерка, долетает до слуха Марко. Марко вздрагивает. Это последний вздох Милицы, жены его.
В мрачном отчаянии сидит Марко, подперши голову рукою. Сын его, Йово, отошел в сторону, чтоб скрыть слезы. Но Лазо, другой сын, что с ним? Лицо его побледнело, он упал на колени... Он качается, словно тростник, колеблемый ветром... Судорожной рукою он рвет на груди одежду.
Быстро подбегает к нему Йово. Выхватив ханджар, он рассекает себе руку и подносит кровавую рану к запекшимся устам брата...
Жизнь, готовая было отлететь, снова возвращается к юноше. Встает и Марко.
— Мужайтесь, дети мои, — говорит он. — Идем на врага. Лучше умереть славною смертью на поле брани, чем сгинуть здесь ни за что.
Собрав последние силы, герои ринулись на врага и дорого продали свою жизнь.
Нищая
Старая Бояна живет в отдаленной деревушке Боснии и кормится подаянием. Получив милостыню, она всегда приговаривает:
— Эффенди, то что вы сделали для нищей, вы для себя сделали. По-соседству проживает очень богатый турок. У него жена и два сына.
Каждый день нищая ходит в конак (дворец, дом сановника, вельможи или князя) турецкого бея (), и, получив милостыню, неизменно повторяет одну и ту же фразу:
— Эффенди, то что вы сделали для нищей, вы для себя сделали.
Надоело жене бея слушать одно и то же.
"Врет она, старая, — подумала турчанка. — Скоро и сама убедится в этом!"
Взяла турчанка муки, сделала хлебец и положила в него яду. Пришла нищая, получила хлебец и, уходя, повторила свою неизменную фразу:
— Эффенди, то что вы сделали для нищей, вы для себя сделали.
В тот же день бей с сыновьями отправился на охоту. Погода стояла жаркая, мальчики устали и, увидев Бояну у дверей хижины, пожелали у нее отдохнуть.
Бедная старуха, не ожидавшая такой высокой чести, заплакала от радости.
— О, золотые мои деточки, прекрасные мои принцы, — говорила она, — отдохните в хижине старой Бояны, и ея хижина станет дворцом.
Впустив принцев, старуха принесла им свежей ключевой воды и из шкафа достала полученный утром хлебец.
— Это ваша матушка пекла, — сказала она с гордостью.
— Кушайте, мои ясные звездочки.
Дети с жадностью набросились на предложенное угощенье и, насытившись, возвратились домой.
В тот же день появились у детей страшные судороги, и мальчики умерли.
Отец в отчаянии послал за нищей.