Семен Борисович смотрел на сверток боязливо.
– Разворачивай.
Мальтинский был наслышан о всяких ментовских штучках. Ему в пересылке осужденный за бытовуху мужик рассказал, как следак участливо предложил ему попить воды из стакана, а потом этот стакан вместе с отпечатками пальцев появился в деле, как основная улика.
Трясущимися руками Мальтинский развернул шелестящий газетный сверток и обмер, боясь прикоснуться к содержимому. Перед ним на столе лежала пачка долларов – сотенными купюрами. Долларов Семен Борисович перевидел в жизни немало, держал их в руках еще в те времена, когда большинство населения Советского Союза понятия не имело, как они выглядят. Пачка была пухлая – тысяч на десять.
– А… а… а… – вырвалось у него, и Семен Борисович с ужасом посмотрел на подполковника.
– А теперь заверни их, не акай, спрячь и проваливай, – бесцветным голосом приказал Крапивин.
– А… что…
– Если ты такой дурак, что до сих пор не понял, поясню. Передашь их дружкам на воле, пусть в дело пустят. Каждый месяц с них десять процентов капать должно. Скажешь, что через два месяца к твоему компаньону домой заеду. Звякну перед этим. Пусть бабло готовит.
Мальтинский хлопал глазами, а руки уже сами торопливо заворачивали деньги в шелестящую газету.
«Если бы еще рублями дал! А то баксами», – ужаснулся Мальтинский.
На зоне и за пятидесятирублевую монетку, найденную во время шмона, можно было в ПКТ загреметь. А тут десять штук баксов. Статью УК насчет хранения и сбыта валюты на то время еще никто официально не отменял, хоть уже и не судили за нее. Но то же на воле! А за колючкой свои порядки. Тут что хочешь припаять могут.
До сих пор старожилы зоны вспоминали и молодым рассказывали, как один мужик бросил в спину прапору-дубаку камешек размером со спичечный коробок – раскрутили его за это на попытку убийства. Но на подставу предложение хозяина не походило. Деньги были настоящими, и в случае если бы Мальтинского собирались с ними раскрутить – десять тысяч ушли бы в доход государства.
Семену Борисовичу хотелось спросить, каким образом он, десять раз подневольный человек, сможет передать деньги вместе с инструкциями на волю в Москву, да еще так быстро, чтобы их успели пустить в дело и получили прибыль? Но жизнь дороже всего.
«Если что, своими деньгами закрою. Но как компаньону весточку передать?»
Не выполни он желание хозяина, ему не жить. Мальтинский запихнул деньги в штаны. Подполковник Крапивин смотрел в это время в окно. Зэк привстал.
– Можно идти, гражданин начальник?
– Иди. Только учти, завтра у тебя в шушарке и в цеху шмон будет. Настоящий, по полной программе. Если найдут…
– Не найдут, гражданин начальник, – Мальтинский и сам не знал, откуда у него взялась эта уверенность.
– Смотри. Пошел вон, – уже добродушно добавил хозяин и вновь стал суров и неприступен, как скала в Северном море.
Мальтинский выскользнул из кабинета. Ему казалось, что каждый мент-дубак видит его сейчас насквозь. Обмирая, он прошел через КПП промки, дежурный даже не посмотрел в его сторону, говорил по телефону. В цеху Семен Борисович почувствовал себя уже немного спокойнее. Режимные менты редко сюда совались без надобности. Если что, лютовали в жилке – жилой зоне. Сосед Мальтинского, занимавший соседнюю шушарку, остановил его.
– Борисович, чего от тебя хозяин хотел?
Этого вопроса Мальтинский ждал, кто-нибудь его обязательно должен был задать.
– Предложил в секцию вступить, – он озабоченно тер виски.
– В какую?
– Дисциплины и порядка, – ухмыльнулся Семен Борисович.
– Туда и не думай идти.
– Я так и сказал, что не по мне это дело. Хозяин наседать не стал. Время на раздумья оставил.
– А ты?
– Обещал подумать. Выберу какую-нибудь безобидную.
– Ты в производственную вступи. И хозяин успокоится, и правильные поймут.
– Я бы с Карлом посоветоваться хотел, – наморщил лоб Мальтинский.
– Смотри, – зашептал сосед по шушарке, – ты шерстяной, сегодня Карл тебя прикрывает, а что завтра будет, никто не знает. Держись от блатных на солидном расстоянии.
Выслушав правильный совет, Мальтинский понял, что воспользоваться им не сможет, единственным человеком на зоне, способным ему помочь, был Карл.
Мальтинский закрылся в своей шушарке, он прислушивался к каждому шороху. Разложил на столе графики выхода зэков на работу. Включил калькулятор, что-что, а создавать видимость работы он умел. Когда слышались шаги или близкий разговор, он бросался к столу и с карандашом в руках замирал над бумагами. Самый дальний тайник казался ему теперь недостаточно надежным.
«Надо срочно найти Карла».
Можно было послать пидора-уборщика, но Мальтинский панически боялся. Самому идти через КПП с деньгами в кармане он не решился. Доллары спрятал в тайнике под самым потолком, отвинтил панель и засунул их подальше – насколько хватило руки. Лишь после этого набрался смелости выглянуть в коридор. Пидор с мокрой тряпкой, надетой на швабру, старательно тер облезший линолеум и чуть слышно напевал детскую песенку про «голубой вагон». Мальтинский закрыл шушарку на ключ и спустился на второй этаж заводского корпуса, тут пахло свежесваренным столярным клеем, краской.
– Ищешь кого, Борисович? – вяло поинтересовался зэк со стажем, он неторопливо растирал флейцем столярный клей по сосновой доске.
В зоне шерстяных принято было называть уважительно – по отчеству, хотя и на «ты». «Вы» говорили только ментам.
– Карла найти надо.
Старый зэк обнажил в улыбке редкие, прокуренные, пропитанные чифирем до коричневого цвета зубы.
– Он там, – и показал пальцем на отгороженную от остального цеха боковую комнатку. Двери разрешалось ставить только в шушарках, как и замки. Комнатку от посторонних глаз прикрывала ситцевая занавесочка.
Карл даже не повернул головы, когда Мальтинский вошел в маленькую комнатку. Смотрящий лежал на новеньком матрасе и, разминая руку, гонял в пальцах две монетки.
– К хозяину ходил… – процедил сквозь зубы законный, – один раз сходишь, второй, а потом братва может и не понять.
– Не сам же ходил. Вызывал.
– Чего хотел?
– Карл, – в голосе Мальтинского послышалась мольба, – выручи.
Семен Борисович знал, что просить на зоне нельзя, особенно у тех, кто сильнее тебя, но выхода не оставалось. Карл зевнул и сел на матрасе.
– Кажется, тебя прижало.
– Пошли ко мне.
Другого человека и в другое время Карл бы послал куда подальше, но Мальтинского он уважал. Вскоре они уже сидели в шушарке. Семен Борисович поставил на письменный стол стул, залез на него и принялся отворачивать панель. Карл сидел, закинув ногу за ногу, и ничему не удивлялся. Наконец Мальтинский спустился с высот и положил на стол газетный сверток.
– На волю передать надо. Моему компаньону в Москву.
Карл не притрагивался к свертку.
– И записку еще передать надо. Я заплачу, но деньги у меня там, в Москве.
Смотрящий с безразличием на лице потянулся к свертку, приоткрыл край газеты и тихонько присвистнул.
– Круто.
– Это не мое.
– Я не хочу знать, чье, – отрезал Карл, по его глазам Семен догадался, что тот прекрасно понимал, чьи это деньги.
– Передашь? – выдавил из себя Мальтинский. – Иначе мне не жить.
– Записку пиши.
Карандаш плясал в непослушных пальцах, на листке, вырванном из тетради, Мальтинский выводил слово за словом. Перечитал, поставил подпись и вытер вспотевший лоб. Сложенную пополам бумажку протянул Карлу. Тот отрицательно покачал головой.
– Ты что, не знаешь, как маляву пишут?
Мальтинский растерялся, от волнения он позабыл все, что знал.
– Нитки и иголка у тебя есть?
– А… – тут же вернулась память.
Мальтинский густо прошил записку грубой дратвой, завязал надежный узелок и перекусил нитку.
– Мне чужие секреты знать не обязательно, – ухмыльнулся Карл, опуская записку в карман, – через неделю все будет у твоего приятеля.