– Я не верю своим глазам, – восхитилась Лера, когда Николай, продолжая постукивать палочкой по тропинке, взял нужное направление.
«Вот и все, – спокойно подумал Бунин, – прошла ночь развлечений и забав. Было неплохо и мне, и ей. Большего и не надо. В электричке обменяемся телефонами. Она даст мне свой настоящий, а я скажу первый пришедший в голову. Может, она и не станет по нему звонить. Подождет недельку моего звонка, а потом порвет листок, на котором записан мой придуманный номер. Свобода превыше всего».
Лес кончился, парень с девушкой шли по берегу реки. Вдоль воды разрослись густые кусты, с другой стороны тропинки тянулись огороды.
– Ты чем занимаешься? – поинтересовалась Лера, обходя лужу, в которой отражалось яркое синее утреннее небо.
– В каком смысле?
– Учишься, работаешь, ничего не делаешь?
– Я музыкант, – ответил Николай и тут же пожалел о сказанном.
«Вот и начинается… Лезет в душу. Еще немного – и я у нее спрошу, кто она такая».
– А я пока еще учусь. Хочу стать журналисткой. Ты не против, если я напишу о тебе небольшую статью? Нам на факультете обязательно нужно предоставить три публикации в год. Слепой музыкант – подходящая тема. Ты только не подумай, что я согласилась быть с тобой потому, что сразу об этом подумала. Ты другой, чем все остальные…
«Не хватало мне еще этого. Прав Карл, женщин нужно использовать по прямому назначению и никак иначе».
– Посмотрим, – уклончиво отвечал Николай.
Краем глаза он видел, как через ограду недостроенного дачного поселка перелезают двое бритоголовых парней в черных облегающих штанах и черных майках. На плече у одного из них виднелась старательно выколотая фашистская свастика.
«Скины. Выехали вчера на природу. Надрались. Переночевали или под кустом, или в недостроенной даче. Теперь с похмелья злые на весь свет, – определил Бунин, – если бы ночевали на родительской даче или у друзей, никогда бы не поднялись так рано».
Парни не утруждали себя поиском дороги, они пошли прямо по засеянным огородам, ломая высокими солдатскими ботинками еще не окрепшую зелень. Николай ускорил шаг.
– Ты куда летишь? К электричке мы успеем. Хочешь показать мне, как ты классно умеешь управляться без провожатого, так я это уже видела, ты мне интересен другим. На практических занятиях по стилистике нас учат, что…
Лера не успела договорить, за ее спиной послышался грубый смех, а затем и окрик:
– Эй, голубки! Стоять.
Лера обернулась и тут же машинально схватила Бунина за руку. Лица скинов не предвещали мирного исхода встречи. Похабные улыбки, злые неприкаянные глаза, сжатые кулаки.
– Кто там? – спросил Бунин.
– Уроды какие-то, – прошептала Лера, – к нам идут. Пошли быстрее.
– Я тебя в обиду не дам, – тихо произнес Николай, продолжая ощупывать дорогу тонкой металлической тросточкой.
– И, как назло, ни одной души вокруг, – в панике промолвила Лера.
– Стоять, я сказал, – голос послышался совсем близко.
Девушка боялась оглянуться, Бунин не спешил открыть свой секрет.
Скин в майке-безрукавке выбежал перед ними на тропинку и загородил дорогу:
– Ты слепой? – его взгляд остановился на дюралевой тросточке.
– Слепой, – спокойно ответил Бунин.
– Значит, не глухой. Какого хрена не остановился? Я за тобой бегать должен?
Николай стоял, выпрямив спину. Лера держала его под локоть. Он слышал за своей спиной тяжелое дыхание второго скина и даже видел его нечеткое отражение в стекле темных очков.
– Мне твоя мобила понравилась. Подаришь? – притворно ласковым тоном проговорил скин, глядя на прикрепленный к поясу Николая телефон.
– Лучше отдай, – зашептала Лера.
Бунин молчал.
– Молчание – знак согласия.
Мобильник оказался в руках у подонка.
– Дорогой. Это, чтобы, заблудившись, позвонить: «Мамочка, выручай!»
– Он решил, что крутой, – вбросил в разговор реплику скин, стоявший за спинами молодых людей. – Ты ж слепой, на хрена тебе красивая гладкая телка? Мы тебе уродину найдем, тебе все равно, с какой рожей трахаться. А твою бабу мы себе забираем. Потом, если найдешь ее в кустах, можешь пользоваться.
Николай напрягся, его пальцы сжались в кулак.
– И не думай, – зашептала Лера, – они тебя убьют. Ты ничего сделать не сможешь.
– Она тебе дело говорит, – скин, стоявший сзади, схватил Леру пятерней между ног, сжал пальцы.
Лера выпустила локоть Бунина, на ее лице появилось выражение полного отчаяния.
– Пусти, я закричу.
– Я сам кричать буду.
Скин обхватил девушку свободной рукой и прижал к себе, высунул из-за ее плеча рожу с выпученными глазами и, широко открыв рот, закричал:
– Насилуют! – и рванул на ее груди блузку.
В глазах у Леры блестели слезы. Она пыталась вырваться, но насильник только сильнее сжимал ее. Пальцы уже отыскали застежку джинсов.
Бунин, не делая ни шага, резко вскинул руку с дюралевой тросточкой и с размаху всадил ее острый конец в раскрытый рот скина. Хрустнула, проломилась гортань. Николай выдернул трость. Лера испуганно рванулась вперед. Скин стоял пошатываясь, он еще ничего не успел понять, а из его рта уже била тугая струя крови.
Девушка заверещала, ее визг ударился о стену леса и вернулся эхом. Складной нож блеснул в руке второго скина.
– Сука, – закричал он, бросаясь на Бунина.
Николай поступил так, как учил его Карл, – отступил в сторону. Острие ножа вспороло воздух. Бунин на излете перехватил руку противника, развернул нож острием к нападавшему, повалил его на землю и ударил коленом в спину. Это длилось какие-то секунды. Когда Николай поднялся и отряхнул ладони, скин стоял на коленях, упираясь в землю лбом, и прижимал к распоротому животу ладони. Окровавленный нож валялся на траве. Бунин внешне спокойно поправил сбившиеся темные очки. На самом деле ему хотелось кричать от ужаса. Оттого, что одного парня он, скорее всего, убил, а второго покалечил на всю жизнь. Николай поднял свой втоптанный в грязь мобильник, обтер его ладонью и сунул за пояс.
– Пошли, – негромко произнес он и взял Леру за руку, та шла за ним, как сомнамбула, молча и покорно.
Девушка опомнилась только на железнодорожной платформе. До электрички оставалось пять минут, Бунин вручил ей билет.
– Надо прятаться, они догонят нас, убьют, – шептала она бескровными губами.
– Когда ты боишься, становишься некрасивой, – сказал Бунин, – никто из них, даже если поднимется, догонять нас не станет и не сможет.
– Ты убил его?
– Не знаю. Надеюсь, что нет.
Зазвенел зуммер, предупреждая, что приближается пригородный поезд. Николай буквально силой втащил Леру в тамбур, створки двери с глухим стуком съехались. Девушка напряженно смотрела в зарешеченное окно. Проплыла пустая платформа, замелькали позолоченные утренним солнцем сосны.
– Пошли в середину вагона, ты устала, лучше будет посидеть.
Лера послушно опустилась на жесткое сиденье электрички. Руки ее продолжали дрожать, плаксиво подрагивала и нижняя губа, но глаза уже стали сухими.
– Ты не слепой? Ты притворялся? – наконец произнесла она.
– Это важно для тебя? Я больше не хочу говорить об этом, – он сидел прямо, не прислоняясь к спинке.
– Ты… – сказала она и замолчала, почувствовав, как Бунин сжал ее руку, решительно и больно.
– Молчи и слушай. Мы никогда с тобой не встречались. Ты меня не знаешь, я не знаю тебя. Ты выйдешь из поезда на первой городской станции, где поблизости есть метро. На дачу в этой же одежде больше не езди, стягивай волосы в хвост, по-другому накрашивай глаза. Старайся не ходить той самой дорогой. Если кто-нибудь из них выживет, постараются подкараулить. Тебя не узнают, не успели толком рассмотреть. И никому ни слова – ни-ко-му.
– Ты не оставишь мне даже свой телефон?
И тут Бунин понял, что его начинает раздражать в Лере. В ней вновь проснулась будущая журналистка!
«Она еще только учится, но уже захотела сделать из ночного приключения публикацию. Теперь ей не терпится описать драку со скинами».