— В наших с вами отношениях вас смущает одно обстоятельство,— я знаю это по опыту: и все другие люди, попадающие в наш круг, тоже пытаются понять, а почему это мы с братцем так не похожи обликом и всеми чертами характера? И поскольку у нас с вами мало времени для общения, сразу вам и скажу: да, мы с Ефимом братья, но мы во всём разные. Моя матушка, умирая, назвала мне имя моего отца и сообщила адрес, по которому он проживает. И ещё сказала, чтобы я боялся Ефима и своего отчима; они оба считают меня чужим и могут устранить как возможного претендента на часть их капиталов. Евреи по древним родовым законам не любят выпускать из своих рук деньги и имущество, попавшее к ним от гоев, и чем более у них таких денег и имущества, тем больше жестокости они применяют к чужакам. Я для них чужак, и они этого ни от кого не скрывают. Братец далеко меня держит от всех своих дел, я даже не состою рядовым служащим в его администрации.
— У него есть администрация?
— О-о, да ещё какая! Её офис недалеко отсюда на Приморском проспекте. Не знаю, сколько там человек, но известно одно: ежемесячно главный администратор только один имеет право являться в замок и докладывать брату о делах русской нефтяной компании, о движении прибылей и доходов. Однажды мне Ефим проговорился: администрация расплодилась как саранча, в год пожирает пятьдесят миллионов долларов. В другой раз посетовал: дворцы и квартиры, яхты и самолёт... вот и ещё сто миллионов! А я там бываю, в этих квартирах?.. А на яхте катаюсь? На самолёте летаю?..
Однажды я сказал ему:
— Продай всё это. Денег прибавится на твоих вкладах.
Ефим с грустью признался:
— Ха! Он говорит: продай. А что скажут газеты? Что подумают друзья мои, русские олигархи? Скажут: разорился Ефим, недвижимость распродаёт. У них-то это имущество растет. Они теперь отели на лазурных берегах, летние резиденции рядом с пляжами строят. А я что же? Хуже других, что ли?
Простаков слышал о наличии русских олигархов, знал, что они почти все евреи и лишь небольшая часть — кавказцы, но и они, по слухам, лишь фамилии кавказские носят. Ельцин и Гайдар, раздававшие богатства России, чужаков не жаловали, зорко следили, чтобы все сокровища закладывать в карманы сородичей.
— Ну, а вы?.. Вы-то на что живёте?
— Я?.. Да я тут вроде приживала или бомжа обретаюсь. Ещё матушка была жива... умолила она своего Фимку выделить мне, как студенту, стипендию ежегодную. Ну, братец и раскошелился: триста шестьдесят пять тысяч долларов в год я от его щедрот получаю. Когда газетчики узнали эту подробность нашей семейной жизни, один из них мне сказал: такую сумму у нас получает ведущий журналист газеты. Теперь вы можете оценить моё доверие к вам: я сообщил вам и самую щекотливую тайну Гранитного замка. Да, Гранитного... Замок построен в конце восемнадцатого века, и стены его выложены из гранита, отсюда у него и название.
Шёл третий час, беседа наших друзей затянулась, но вот они стали прощаться, и как раз в этот момент раздался звонок телефона. Звонил Ефим:
— Ты не спишь?.. А где русский учёный? Говорят, он у тебя. Если он спит, разбуди его и приходи с ним ко мне.
— Хорошо,— сказал упавшим голосом Кирилл.— Сейчас придём.
И положил трубку. И устремил на Бориса растерянный взгляд. В глазах застыл вопрос: что будем делать?.. Сказал:
— Выхода из замка нет. Он надёжно перекрыт охраной.
— А я бежать не собираюсь. Если зовёт — пошли.
По пути Кирилл, как бы извиняясь, заметил:
— Невежливо, конечно, звонить в три часа, но, видимо, у них, у олигархов, свои понятия о вежливости.
И, наклонившись к Простакову, добавил:
— Он нездоров. У него с головкой не в порядке.
Борис подумал: час от часу не легче. И ещё ему пришла мысль: может быть, «щелкнуть» его «Импульсатором», и голова встанет на место. Другой внутренний голос смеялся над ним: тебе это нужно — лечить олигарха. Сегодня, как он слышал, Ефим Блинчик миллиард в год чистой прибыли имеет, а ты поправь его голову — и он удвоит свои доходы.
Апартаменты олигарха находились в правой башне замка в том месте, где башня, в три раза большая, чем левая, отстояла от берега океана на некотором удалении. Замок построен по принципу асимметрии — архитектурный стиль, широко распространённый в Европе в средние века. Когда ещё катер подплывал к замку и Борис издалека увидел его очертания, он поначалу думал, что это и не замок, и не дворец, а несколько отдельных строений высятся на берегу. Но затем по мере приближения разглядел целостность ансамбля и, несмотря на непохожесть отдельных частей, стройную гармонию их общего вида. Издалека замок похож на разогнутую подкову, или полумесяц, вдававшийся одним концом в самое море. Другой конец был массивнее первого и возвышался над всем строением, в том числе и над противоположной башней, которая, как младшая сестра, казалась худенькой и меньшей ростом. В той, меньшей, жил Кирилл, а в другой башне поселился сам олигарх,— наш, советский человек, и ещё совсем молодой, неженатый, и не успевший защитить кандидатскую диссертацию, посвящённую современным атрибутам санитарной техники в жилых домах малогабаритного хрущёвского типа.
Пока наши друзья идут по длинному коридору в хозяйскую башню, скажем коротко, откуда он взялся, наш русский олигарх Ефим Блинчик. Ведь только вчера ещё учился в аспирантуре, готовился стать младшим научным сотрудником и получать сто восемьдесят рублей в месяц, и вдруг — олигарх! А тут мы заметим и вообще: откуда взялись русские олигархи, и уже через год мы имели их больше, чем любая страна мира, а года через два они уже стали миллиардерами. Говорят, их у нас сто человек. Другие насчитали больше. И больше всех их любил президент Ельцин. А его приемник по несколько раз в год повторяет: приватизацию пересматривать не будем. Иными словами, даёт им сигнал: спите спокойно, мы вас прикроем, защитим. Ну, а откуда они, эти олигархи? От приватизации, которую нам придумали недоучки из правительства Гайдара. По их предложению типографии стали выпускать талоны, их назвали ваучерами. И за них стали продавать заводы. К примеру, продадут за чемодан ваучеров Магнитку — вот вам и олигарх! А продадут завод заводов Уралмаш — ещё два олигарха. А если комбинат Норильскникель — тут уж пять или шесть олигархов, как блины испекут. Вот только до сих пор тайной остаётся: кто производством ваучеров руководил и кто из-под полы их раздавал. Если в эту тайну полезем, тут и Нострадамус бы не разобрался.
Но вот друзья наши вошли в пределы, где обитал русский олигарх — один из нашей сотни. Не той сотни, что извека в казачьем стане для защиты рубежей российских составлялась, и не той Чёрной сотни, в которую накануне революции в Петрограде великие патриоты в единый кулак сплотились и вознамерились Мать-Россию от большевичков-ленинцев защитить. Нет — эта сотня другая, это коллективный антихрист на землю русскую спустился. Его ещё в давние седые времена трубы небесные пророчили. И явился он внезапно — в день, когда солнце высоко в небо залетело, а над водами теплынь ласково курилась. В такой-то день дьявол-богоборец трубачей на землю послал и повелел им о конце света возвестить. Но не будем пугать читателя. Расскажем лучше, как он живёт, один из этих посланцев, и что же он такое, наш русский олигарх?
Шли они по коридору — длинному и пустынному; одинокие фонари, точно глаза зверей, выплывали из полумрака, освещали деревянный пол, серые стены, но затем оставались сзади, и коридор заполнял полумрак, который можно видеть днём на дне колодца. Не было людей, не слышно звуков, и только очередной фонарь высвечивался под потолком, и путники шли веселее.
Борис молчал, и так же молчал Кирилл, очевидно зная, что тут «слышат» и стены, и за дверями, которые время от времени появлялись то в правой, то в левой стене, была своя жизнь, и многочисленная охрана, служивые люди видели и слышали, как к их хозяину приближаются два молодых человека.
Но вот перед ними дверь, очень высокая, двухстворчатая — очевидно, дубовая или из какого другого могучего дерева, способного на века сохранять свою крепость. У двери, точно призрак, появляется человек. Подходят ближе: то негр, такой же огромный, как и тот, которого Борис угостил тремя дозами. Этот на Кирилла не взглянул,— конечно, знал его, а Бориса тронул рукой, задержал. Намётанным взглядом ощупал его с головы до пят. На дурном английском прорычал: