— Овец ищу; сотня овец у моего отца пропала. Три дня их ищу. Ты не видал? Откуда путь держишь?
— Эх, парень, я тоже, вроде тебя, овец ищу. Только я их ищу для византийских купцов. Кожи им нужны, шкуры; ты случайно не знаешь, кто из славинов мог бы их продать?
— В одном дне пути отсюда — град отца моего, Сваруна. Там груды драгоценных мехов, горы буйволовых кож, много дорогих камней. Он охотно бы продал, да сидит за Дунаем этот пес Хильбудий, и не выедешь никуда. Приводи купцов, накупят они здесь столько, что им и не снилось, стоит только приехать!
— Иди, пастух, помоги тебе Даждьбог, ищи овец! Да сопутствует тебе Велес, и скажи отцу, пусть ждет богатых купцов. Они хорошо заплатят…
Молнией умчался фракиец, а вслед ему с любопытством смотрел пастух, помахивая длинным прутом. Когда всадник скрылся за поворотом, он стиснул кулак и погрозил: «Только придите, дьяволы, за мехами! Мы вас так обдерем, что вы повезете в Константинополь меха из собственной шкуры!»
И пастух, как дикая кошка, кинулся в лес. Это был Исток.
Когда Сварун дал сигнал выступать, первым исчез из глаз отряд легких лучников во главе с Истоком. Они понеслись прямо в гору. Словно дикие звери, преследующие добычу, пробирались юноши между кустов, ползли через пещеры, карабкались на кручи. Они двигались уверенно и осторожно, ни одна сухая ветка не треснула под их ногами, ни в одном из колчанов не забренчали стрелы, они даже дышали беззвучно, хотя вождь вел их быстро, как молодой волк, бегущий по лесу. Выйдя на гребень, они рассыпались, утонув в высокой траве и ежевичных кустах, и в темноте — луна зашла — успешно двигались дальше. Когда рассвело, Исток взобрался на серую скалу и осмотрелся. Кругом стояла тишина, как будто бы в лесу не было ни одной живой души. Лишь изредка раздавался шелест листьев, словно из кустарника выпорхнула дикая куропатка, да иногда на поляну то здесь, то там падала тень, мгновенно исчезая во мраке деревьев.
Исток улыбался. Взгляд его горел, как у сокола, он туже затянул ремень, на котором висел колчан, слез со скалы и пошел дальше.
Уже половину своего утреннего пути прошло солнце, когда молодой вождь остановился и клекотом ястреба дал сигнал, что отряд прибыл в назначенное место. Исток стоял в дубовой чаще на крутом склоне, нависшем над самой узкой частью долины. По его сигналу точно из-под земли выросли товарищи — из-за каждого куста, из-за каждого дерева, из травы, из расщелины скал, из ложбин — отовсюду поднимались молодые воины.
Исток бесшумно повел их вниз. Ни один камешек не сорвался и не полетел в долину. Они неслышно одолели крутизну и вскоре достигли густых зарослей молодого леса. То было самое удобное место для лучников, чьи стрелы должны были лететь в долину. Исток отдал приказ развернуться по склону в длинную тройную цепь, залечь в траве и кустарнике и ждать его знака. Пока он не пустит стрелу, не двигаться.
Затем Исток нарезал веток, воткнул их в щель на мшистой скале, залез туда и притаился на этом наблюдательном пункте.
Отсюда-то он и углядел всадника, лазутчика Хильбудия. Сперва он подумал, что это кто-нибудь из его вчерашних спутников, и чуть было не вышел из своего укрытия, чтоб его окликнуть. Но тут он обратил взор на высокого коня, на каких ездили византийцы. У славинов таких не было. В голове его мелькнуло подозрение. Рука сама собой потянулась за спину, чтобы вытащить стрелу и послать ее в грудь иноземцу. Но он удержался. Быстро отстегнул ремень, колчан соскользнул у него со спины, рядом он положил лук, а боевой нож спрятал в коротких штанах из овчины. Все приметы воина исчезли, и Исток тихо скользнул вниз по склону. В ущелье он сломил прут и принялся поджидать всадника.
Он дождался его и сумел хитро и умно убедить фракийца, будто Сварун один, без войска, сидит в своем граде. Теперь он был твердо уверен, что Хильбудий пойдет по ущелью.
Когда фракиец возвратился и доложил Хильбудию о том, что видел, полководец вновь помрачнел. Его огорчило, что настоящей битвы не будет, грабеж ему был противен.
— Грабить по обычаю варваров, на забаву императора, чтобы насытить алчные толпы, которые зимой нагрянут в город. Тратить миллионы! На дурацкий цирк, на увеселения!
Разгневанный, он лег на траву. Воины со страхом смотрели на него и разговаривали только шепотом.
В полдень Хильбудий встал и велел выступать.
Тяжело вооруженные, закованные в железо пехотинцы — с большими щитами, копьями и мечами — шагали впереди. За ними ехал верхом Хильбудий в сопровождении небольшого конного отряда, в задачу которого входило в случае необходимости быстро передавать его приказы. Потом шли лучники и пращники — они представляли особую опасность на расстоянии. На круглых палках пращников были прикреплены кожаные пращи, с их помощью они с непревзойденной ловкостью метали продолговатые, заостренные на конце кусочки свинца, называемые желудями; тот, кого угощали таким «желудем», наверняка выходил из строя.