Как должны были разрешаться подобные конфликты в славянском обществе VII в., аутентичных данных нет. На основе сравнительно-исторических материалов и исторической ретроспекции, можно полагать, что тоже путём выплаты определённой компенсации. Сохранившиеся в составе русско-византийских договоров X в. фрагменты «Закона Русского» (видимо так названа «Правда Русская» в обратном переводе с греческого), представлявшего собой, как показал М.Б. Свердлов, кодификацию обычного права восточных славян на этапе становления древнерусской государственности[429], предполагают денежное возмещение.
Статья 5 договора 911 г.: «Аще ли ударить мечем, или бьетъ кацѣм любо сосудомъ, за то ударение или бьенье да вдасть литръ 5 сребра по закону рускому; аще ли не имовит тако сотворивый, да вдасть елико можетъ, и да соиметь с себе и ты самыа порты, в них же ходить, да о процѣ да ротѣ ходить своею вѣрою, яко никако же иному помощи ему, да пребывает тяжа отоле не взыскаема»[430].
Особенно интересна для нашей темы статья 6 договора 944 г. со ссылкой на «Закон Русский» разрешающая вопрос об ограблении иноземных купцов путём выплаты компенсации: «Аще ли ключится украсти русину от грекъ что, или грьчину от руси, достойно есть да возворотитъ е не точью едино, но и цѣну его; аще украденное обрящеться продаемо, да вдасть и цѣну его сугубо, и тъ показненть будетъ по закону гречьскому, и по уставоу и по закону рускому»[431].
Поскольку убитые и ограбленные купцы были подданными франкского короля, а Само происходил из государства франков и, следовательно, был знаком с франкскими законами, можно полагать, что именно компенсации, подобной описанной в «Салической правде», через посла Сихария потребовал от Само король Дагоберт I. Нежелание Само её выплачивать стало причиной или поводом к эскалации конфликта между франками и славянами.
Можно высказать гипотезу, что Само, дабы подчеркнуть суверенитет своего «государства», настаивал на том, чтобы разбирательство было проведено не на основе требований франков, а на основе славянских правовых обычаев. Именно об этом он говорил Сихарию, предлагая устроить разбирательство. Но, видимо, такая постановка вопроса не устроила франкскую сторону.
Действия Само были проникнуты стремлением подчеркнуть свою независимость и нарочитой враждебностью по отношению к королевству франков. Он безбоязненно шёл на обострение конфликта и не боялся Дагоберта I, перед которым трепетали многие другие правители (пример с бретонцами). Видимо, Само чувствовал в себе и в своём народе достаточную силу, чтобы, если понадобится, с оружием в руках отстоять неуместные притязания франков на власть над славянами и отразить их агрессию.
Интересна словесная дуэль между Сихарием и Само. Приравнивание язычников к собакам в христианской традиции связано с евангельскими рассказами и словами Иисуса[432], на основе которых сопоставление язычников с псами становится одним из общих мест средневековой литературы.
Так, в «Обращении баварцев и карантанцев» приводится следующий рассказ: «Одного из этих (направленных к карантанским славянам — М. Ж.) священников звали Инго (Ingo), он был любим людьми и замечателен своей мудростью. Весь народ настолько был ему послушен, что никто не осмеливался нарушить его приказ, даже если он кому-то был передан без единой буквы. Он также действовал удивительным образом. Он призвал к столу истинно верующих слуг (vere servos credentes), в то время как их неверующих господ (eorum dominabantur infideles) оставил на улице есть как собак, поставив перед ними хлеб, мясо и грязные сосуды с вином, чтобы они приняли такую пищу. А слугам он поставил блюдо с золотыми кубками. Тогда знатные (primi), оставшиеся снаружи, спросили: «Почему ты так поступил с нами?». Он им ответил: «Вы не достойны с вашими нечистыми телами вкушать с ними священную трапезу, рождённую свыше от святой воды; но заслуживаете того, чтобы быть накормленными перед домом, как собаки». Тогда они тоже получили наставление в святой вере и охотно приняли крещение»[433].
В «Хронике Фредегара» имеется показательное уподобление собакам язычников-персов в легенде о принявшей в правление императора Маврикия (582–602) христианство жене персидского царя: «Цезара, жена персидского императора Анаульфа, оставив мужа… бежала к патриарху константинопольскому, блаженному Иоанну. Она сказала, что явилась одна, и уговорила епископа крестить её. Она была крещена самим епископом, а воспреемницей стала супруга императора Маврикия. Император персов много раз отправлял послов на поиски супруги, но Маврикий не знал, что эта женщина и есть жена персидского императора. Но августа, видя ее необычайную красоту, подозревая, не та ли их гостья, которую ищут послы, сказала им: «Из Персии к нам пришла некая женщина. Она сказала, что она — частное лицо. Взгляните на неё, быть может, она та, кого вы разыскиваете?» Лишь только посланники увидели её, простерлись по земле и сказали, что она их владычица, которую они разыскивали. Августа обратилась к ней: «Дай им ответ». Цезара ей отвечала: «Я не говорю с ними, так как они живут, подобно собакам. Если они, как я, обратятся в христианство, я им дам ответ». Послы по собственному почину приняли крещение. После этого Цезара обратилась к ним с речью: «Если мой супруг пожелает стать христианином и принять благодать крещения, я охотно к нему вернусь. Никак иначе я к нему не возвращусь». Как только послы доложили об этом императору, он сразу же отправил их в Константинополь с просьбой, чтобы блаженный Иоанн приехал в Антиохию крестить его. Маврикий приказал, чтобы в Антиохии были проведены самые пышные приготовления. Там персидский император был крещён с шестьюдесятью тысячами персов»[434].
430
ПВЛ 2007: 18; аналогичная норма зафиксирована и в статье 14 договора 944 г.: ПВЛ 2007: 25.
432
«И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти её, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь её в тот час» (Матф. 15. 22–28); «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Матф. 7. 6). Появляется связанный с негативными коннотациями образ пса, в качестве «чужого» по отношению к христианам, у апостола Павла («Берегитесь псов, берегитесь злых деятелей»: Фил. 3. 2) и в «Откровении Иоанна Богослова» («Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. А вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду»: Отк. 22. 14–15).
434
Fred. IV. 9; Хроники Фредегара 2015: 190–191. Аналогичные рассказы, только более краткие, имеются также у Павла Диакона (Paul. Diac. IV. 50; Павел Диакон 2004) и Иоанна Бикларского (ок. 540–621) (Iohann. Biclar. 590. 2; Иоанн Бикларский 2005). В основе приводимой Фредегаром легенды, видимо, лежит сообщение «Церковной истории» Евагрия Схоластика (535/536–594), согласно которому у персидского царя Хосрова II Парвиза (591–628) была жена-христианка Сира, которой удалось забеременеть благодаря помощи святого Сергия, которому она молилась, за что Хосров богато одарил его храм в Сергиополе (Ресафе) (Церковная история. VI. 21; Евагрий Схоластик 2017: 415–416).