Фрейя вся задрожала, переводя взгляд с князя-воеводы на ката и обратно.
– Вот и рассказывай… У нас к тебе много вопросов…
– Спрашивай, князь…
Глава 2
День был жарким, вечер теплым, но уже начало ночи подсказало, что в Саксонии стоит только май, и лето, как ни торопится, как ни пытается в светлое время заявить о себе, все же еще не вступило во владение природой. Прохладный ветерок принес свежесть, легкость дыхания и одновременно пообещал к утру прохладу.
Прямо на вершине холма, на куче громадных валунов, неизвестно какой великой силой сюда занесенных, горел большой костер, видимый, должно быть, издалека. А уж ближайшие окрестности он освещал прекрасно. Три воина постоянно подкармливали прожорливое пламя из большой кучи хвороста, собранной королевскими пехотинцами по приказу всегда соблюдающего бдительность Бернара. Незамеченным, использующим темноту, к королевской палатке подойти не мог никто.
Граф Оливье, выйдя сразу после окончания расширенного королевского совета на свежий воздух, подошел к стоящим отдельно от других Кнесслеру и Аббио.
– Прошу прощения, милостивые государи, что помешал вашему разговору, но я желал бы обратиться к господину Кнесслеру с просьбой познакомить меня с эделингом Аббио. Для меня большая честь пожать руку такому рыцарю, каковым уважаемый эделинг Аббио является, и высказать ему свое восхищение линией поведения на совете, которую не смогло изменить даже присутствие короля.
Кнесслер поклонился такой прекрасной речи.
– С великим удовольствием, граф. Аббио перед вами, и его представлять особо, я думаю, не надо. А это, мой молодой друг, тот самый знаменитый граф Оливье, по поводу возвращения которого из сарацинского плена и состоится наш турнир.
Граф и эделинг пожали друг другу руки и посмотрели один на другого с нескрываемым любопытством, уважением и чуть ли не с поклонением. Оба они умели ценить в людях мужество и воинскую доблесть. Оливье еще семь лет назад, до Ронсеваля, доводилось слышать о тогда еще юном воинственном вожде повстанцев, совершавшем опасные молниеносные рейды прямо между несколькими франкскими колоннами и нападавшем неожиданно в том месте, где его совсем не ждали. Быстрота, натиск с молниеносными действиями, быстрый отход, пока противник не успел сообразить, что к чему, и через короткий промежуток времени повторение точно такого маневра, только уже в другом месте. Так, за один только день, летучие отряды Аббио успевали отметиться в трех-четырех местах и, за счет внезапности и быстроты своих действий, даже не несли существенные потери. И хотя тактика партизанской войны была далека от идеалов графа, искусство полководца, с которым Аббио перемещал свои летучие отряды на большие расстояния, не могло не вызвать восхищения воинским талантом эделинга.
Сам же эделинг уже наслушался немало песен менестрелей и голиардов[2] о Рансевальской битве и не мог не восхищаться двумя героями франкского народа – Хроутландом и Оливье. Герои всегда остаются героями, и их подвиги способны вдохновить даже противника, каковым, по отношению к франкам, с детских лет считал себя Аббио.
– Я признаюсь, что испытываю к вам симпатию и уважение, – сказал Оливье молодому эделингу, – хотя вы постоянно воевали против моих соотечественников. Более того, я посчитал бы для себя за честь испытать своим щитом силу вашего удара в турнирном единоборстве, но король назначил меня маршалом, и это лишает меня права стать участником схваток до тех пор, пока не потерпит поражения вся королевская партия, в которую входите и вы, и все зачинщики. А это, я думаю, невероятный вариант. Но я хотел бы быть вам полезным любым другим способом. Тем более что и сам наш повелитель высказал желание видеть меня в качестве вашего не наставника – нет! – и не покровителя, но только лишь путеводителя в нашем лагере и в несколько непривычном для вас мире франкских отношений. И потому я подошел к вам напрямую, чтобы с чистым сердцем предложить свои услуги.
Аббио слушал, наклонив голову и глядя на Оливье с некоторым напряженным непониманием. Привыкший к простой и грубоватой речи воинов и не в совершенстве владеющий франкским языком, молодой эделинг с трудом понял предложение графа. Но все же выказал готовность к дружеским отношениям.
– Я буду только рад вашей заботе, дорогой граф, хотя и не понимаю, чем заслужил такое внимание со стороны короля Карла.
– Зато понимаю я и понимает граф, – вставил фразу в разговор серьезный Кнесслер. – Король желает не только воевать, но и управлять. В нашем случае я понимаю его так: Карл хочет мира в Саксонии и желает нашей стране благоденствия под своим управлением. А благоденствия не может быть, пока продолжается война.
2