седним, но и весьма далеким от них государям. Паоло Эмилио, повествуя в III книге о войнах императора Карла Толстого, пишет: «Карл сын начал этот поход в пользу гуннов с тем же рвением, с каким прежде с ними враждовал, но обманулся в своих ожиданиях, так как обнаружил в чехах отменную доблесть, дух не разбойников, а истинных и непримиримых врагов. И эта война франков с чехами, смирившими ярость гуннов, была более рискованной и опасной, чем прежняя между франками и гуннами». Самым знаменитым и самым пресловутым королем Чехии был король Оттокар V. Как пишет Яков Вимп- фелинг в своей «Эпитоме Германии», он был от природы расположен к постоянной вражде, был мужем великого духа, устремленным на трудные и славные свершения. Он распространил свои владения от Балтийского моря до Дуная и Адриатического моря. Назарий Мамертин пишет, что чехи всегда были отменными лучниками, и Гельмольд Пресвитер в 5–й главе своей «Славянской хроники» называет их воинственным народом. Да что говорить о мужчинах, если женщины и девушки в этих краях были также прирожденными воительницами. Как пишет Пий II в своей «Чешской истории», они были обучены ездить верхом, управлять конем на скаку, пускать его по кругу, обращаться с копьем, носить панцирь, лук и стрелы, стрелять из лука и метать дротики, ходить на охоту — одним словом, всему, что положено делать доброму воину или всаднику. Это послужило причиной того, что некогда они овладели этим королевством, как пишут Аббат Регино (II), Пий II и Ян Дубравий). Власка (Valascha), девушка Любуши (Libussa), жены чешского короля Пржемислава, почти как новая амазонка Пентеси- лея, избегая с подругами сожительства с мужчинами, истребила всех мужчин в своей стране и в течение семи лет правила в Чехии, и в один день убила семерых врагов. Она была женщиной мудрой и осторожной: там, где нельзя было взять силой, она применяла коварство, обучив этому искусству и своих подруг, и в особенности Сарку, женщину весьма пригожую, но еще более хитрую и жестокую. Последняя, дабы предать смерти юного и исполненного сил Стирада, который больше других преследовал этих чешек, применила такую предательскую хитрость. Она велела привязать себя к дереву за руки и за ноги, положив рядом охотничий рог и сосуд с колдовским зельем, которое отнимало разум у всякого, кто его пил. Подругам же своим повелела затаиться неподалеку. Когда женщины ушли, появился Стирад, который, охотясь в тех местах, набрел на место, где была привязана Сарка. Увидев ее привязанной, он проникся жалостью и спросил, по какой причине ее приговорили к такой казни. Смышленая девица ответила: «Так велела Власка. Я раскаялась в преступлениях, совершенных против мужчин, и решила покончить с этой жизнью и уйти от нее. Когда Власка услышала об этом, она приказала привязать меня, чтобы предать мучительной смерти. Молю тебя, взываю к твоей милости, освободи меня или же сам убей, чтобы я больше не попала к ней в руки». Стирад, влекомый состраданием и покоренный ее красотой, развязал ее и спросил о сосуде и роге. Она ответила, что зелье было приготовлено, чтобы продлить ее жизнь и муки, а рог ей хотели повесить на шею в знак того, что она была охотницей. Сказав это, она отпила зелья, которое ей не могло причинить вреда, и подала его Стираду. Стирад лишился рассудка, а она, приложив рог к устам, сказав, что хочет протрубить в него назло врагам, издала звук, наполнивший воздух и лес. Власка, услышав сигнал, выскочила из засады и схватив несчастного юношу, связала его. Приведя его в твердыню Вышеграда, они предали его смерти на глазах короля Пржемислава и всего народа. Об этом восстании чешских женщин рассказывает Пий II в своей «Чешской истории». Ян Дубравий (II) пишет: «И если кто подумает, что война, которую вели женщины в Чехии против мужчин, есть сказка, то пусть знает, что древнейшим обычаем в Сарматии было, чтобы женщины сражались с мужчинами. Согласно Помпонию Меле, обязанностью сарматских отроковиц было стрелять из лука, ездить верхом и ходить на охоту, девушки же должны были сражать врага, и, если они не справлялись с этим, наказанием для них было лишение девственности». Подобную мужественность духа проявила и Матильда, которая, как пишет Пий II, была чешкой по крови. Она даровала Римской Церкви все земли от сиенского замка Радикофани до Чепарано, которые ныне называются Патримонием святого Петра. Будучи женой благородного графа, она родила ему сына, который прожил недолго. Из‑за страданий, испытанных во время родов, она решила больше не знать мужа. Возмущенный муж пошел войной на жену, которая во главе большого войска отважно сразилась с ним и обратила в бегство. Побежденному же приказала отрубить голову и никогда более не выходила замуж. Алессандро Дуранте, оправдывая этот поступок Матильды, во II книге пишет: «Два обстоятельства могут оправдать этот столь жестокий поступок Матильды: во–первых, великое безрассудство ее супруга, во–вторых, ее происхождение из воинственного и жестокого чешского племени». Да и поляки ни в чем не уступали чехам ни в доблести, ни в славе. Обойдя молчанием все их неисчислимые триумфы, упомяну лишь о польском короле Сигизмунде, который неоднократно одерживал победы вплоть до полного истребления над огромными полчищами, предводимыми Тамерланом и Батыем, как сообщают Винсент из Бове, Фома Сплитский и Меховский; а народ этот был некогда разрушением человеческого рода. Он сокрушил мощное войско князя Московии, уничтожив восемьдесят тысяч воинов, и одержал победу над надменными ливонскими и померанскими государями, заставив их в последующие годы платить себе дань. Из‑за него же валахи и турки, рассчитывая на помощь которых валахи и осмелились объявить войну полякам, были вынуждены покинуть польские пределы, потеряв большую часть своих сил. Более того, вторгшись в Валахию, он предал там все огню и мечу. К достоинствам этого великого государя следует добавить и выдающуюся боевую доблесть поляков, которые (в соответствии с древней доблестью их предков славян) предпочитают кровавую смерть постыдному бегству. Став из‑за непрерывных войн жестокими и свирепыми, они очень поздно обратились в христианство, упорствуя в поклонении некоторым своим особым идолам, а именно Юпитеру, Марсу, Плутону, Церере, Венере и Диане. Юпитер на их языке именовался Иеша (Iesse), и они считали его всемогущим. Марс у них был Ляда (Leda), предводитель в войнах и даритель побед. Плутона называли Ныа (Nya), прося у него после смерти лучшего места в его царстве. Венеру они называли Дхыдзилеля (Dzidzilia) и обращались к ней с просьбами о зачатии, сладострастии и многочисленном потомстве. Диане они дали имя Дзевана (Zievana), или Дзевония (Zievonia), и молили ее о воздержанности и удачной охоте. Цереру они именовали Мар- жыана (Marzana), прося ее о плодородии полей и деревьев. Они поклонялись ветру, который мчался со свистом над хлебными колосьями и кронами деревьев, называя его Погода (Dogoda), или Похвист (Pochvist). Марцин Кромер истолковал Погода (Pogoda) как «ясно», Похвист, или Похвишел (Pochuiscel), по словам Меховского, у мазовшан означало «разряжение воздуха». Поклонялись они и Ладе (Lada), матери Кастора и Поллукса. Память об этом дожила до времени Меховского, который говорит, что, когда пели старинные песни, то припевали: «Лада, Лада, Илели, Илели, Поле- ли, Полели», называя Кастора Илели, а Поллукса Полели. Ян Длугош пишет, что в его время в Чехии и Польше был обычай, водрузив на циновки истуканы Маржыаны и Дзевонии, торжественно носить их, сопровождая пением скорбных песен, а затем бросать в озеро или реку. Происходило это в четвертое воскресенье Великого поста в память о том дне, то есть 7 марта, когда король Мечислав издал указ об уничтожении идолов. Упомянутым идолам поляки посвящали храмы и особые места, ставили им истуканов и назначали жрецов, учреждали в их честь праздники, предаваясь пляскам, рукоплесканию, песням и различным игрищам. И этот обычай праздников, пишет Длугош, на протяжении нескольких веков после принятия христианства сохранялся в Польше и дожил до его времени, поскольку в те дни, которые мы называем Пятидесятницей, как мужчины, так и женщины, стар и млад, по обычаю сходились вместе для игр и плясок, называя это собрание Stado, что означает «стадо». Русские и литовцы, особенно в городах, и сегодня придерживаются обычая во время танца хлопать в ладоши и петь, припевая именем Ладоны. Чехи, согласно Венцеславу Богемскому и Яну Дубравию, оставили эти заблуждения идолопоклонства и приняли христианство стараниями моравского короля Святополка (Suatoplugo), когда у чехов правил король Боривой со своей женой Людмилой, примерно в 900 году. Однако поляки оставались язычниками несколько дольше, приняв христианство в 965 году трудами своего короля Мечислава. Сделать это его побудили следующие обстоятельства. Став королем Польши после смерти своего отца (по обычаю, которого придерживались и другие язычники), он, имея семь жен, никак не мог произвести на свет сына, который был бы ему преемником и наследником. В те времена было немало поляков, которые, возвращаясь домой из Чехии и Моравии, приносили с собой христианскую веру; помимо этого, было некоторое число христиан и в Польше, часть на службе у государя, часть среди купцов. Кроме этого, были и те, кто в поисках покоя, чтобы предаваться духовным исканиям, вел отшельническую жизнь. Эти люди настойчиво внушали Мечиславу отбросить языческие