Когда он не слышал собственного голоса, его уши начинали воспринимать звуки ночного леса: возню мышиного семейства в листве, хлопанье крыльев промокшей и нахохленной вороны, шорох падающих листьев, треск веточек под копытами Злодея и Просто Лошади. Заурядный лесной шум в темноте казался крайне зловещим. Потревоженный ветром куст принимал очертания крадущегося волколака, а капля дождевой воды, сорвавшаяся с березовой ветви и звонко разбившаяся о корягу, вызывала яркие ассоциации с клацаньем огромных зубов зверины. Он так и уснул — со вздыбленными на затылке волосами и длинным острым засапожником, бережно прижимаемым к груди.
Вопреки опасениям Михася и к его огромному облегчению, волколак так и не удостоил вниманием их лагерь. Криксы также обходили его стороной. Ночь выдалась спокойной, хотя и мокрой. Вечером следующего дня они въехали в Ливград. Сам город был невелик, если считать городом сотню крытых древесной корой и соломой изб, втиснутых в кольцо земляного вала. Снаружи к нему прилепилось великое множество землянок и мазанных глиной сараев. Были там еще шалаши, навесы и полстняные кибитки на колесах, но как-то не верилось, что и в них круглый год обитали люди. Особенно в это не верилось, когда налетал очередной порыв мокрого осеннего ветра, лезущего промозглой лапой под одежду и неприятно обдающего лицо изморосью.
Оказалось, Индриг в городе личность известная. Причем с какой-то очень нехорошей стороны. Михась с недоумением отметил ту трусливую резвость, с которой простолюды отскакивали в сторону, уступая дорогу черному красавцу Злодею. Реагировали они так вовсе не на коня, а на его хозяина. Михась видел, как торопливо простолюды прячут глаза, лишь бы не встретиться взглядом с Индригом. Слышал, как с шипением бросают ругательства ему вслед. Чаще всего употреблялись «нелюдь», «выродок» и «волчина». Иные даже плевали, но только когда оказывались на безопасном расстоянии от воина, облаченного в тегиляй с железными шишками и с широким поясом, оттянутым аварской саблей.
— Хоть ты и скуп на слова, Соловушка, услышал я уже достаточно, — пробасил Турмаш, грузный бородач, явно имеющий в себе треть, а то и добрую половину аварской крови. — Теперь мне хотелось бы увидеть.
Воевода сидел за обеденным столом, накрытым в небольшой горнице с узкими застекленными окнами. Подле Турмаша, надменно и чересчур сурово поглядывая из-под нависших пучков седых бровей, стоял худощавый высокий старик, назвавшийся Барбуной. Он степенным кивком выразил согласие с мнением воеводы и произнес:
— Дирхемы получишь в обмен на зубы.
— Ты ведь принес зубы? — поддакнул Турмаш.
Индриг засомневался, кто из них кому служит. Старец вел себя в палатах воеводы как законный хозяин, и Турмаш вроде бы не возражал. Даже напротив, пытался как-то угодить Барбуне. Раньше воин не встречал старика и про истребление волколака уговаривался с самим воеводой. Он пожал плечами, рассудив, что дирхемы останутся дирхемами, из чьих бы рук они ни были получены.
— Верно, — с довольной улыбкой сказал Барбуна.
— Что верно? — спросил Индриг, доставая из кармашка, пришитого к внутренней стороне пояса, окровавленную тряпицу.
Из-под седых бровей сверкнули холодные глаза, нацеленные на сверток.
— Дирхемы они и есть дирхемы.
Старичок-то не простой, сообразил Индриг. Ведун. Мысли читает, и мне это дал понять для острастки. Странно только, что кудесник всего один. На чудищ и проклятую кровь они обычно слетаются, как жирные мухи на коровью лепешку. Он протянул сверток Барбуне. Тот отшатнулся, брезгливо махнув руками.
— Мог бы и вымыть! Разверни!
Индриг подчинился. В свертке оказалось два желтушных клыка в палец длиной. На сломанных корнях малиновыми комочками торчали подсохшие обрывки плоти. Индриг особо не церемонился с поверженным чудищем и просто выбил зубы рукоятью сабли. Турмаш и Барбуна разом склонились над клыками и молча таращились на трофей. Индриг ждал.
— Они? — спросил Турмаш, расчесывая пятерней черную бороду.
— В точности, — с видом знатока подтвердил Барбуна. — Клыки волколака, также именуемого ликантропом или вурколаком. Проклятая кровь!
— Ты видел его личину? — спросил Турмаш, подняв взгляд от ладони Индрига на его лицо. — Знаешь, кто это был?
— Я не стал ждать, пока тело вернется к человеческому состоянию, — не моргнув глазом, солгал Индриг. Он дождался обращения, узнал несчастного и зарыл в землю неподалеку от Додолиных столбов. Семье бедолаги ни к чему знать о проклятии, постигшем их кормильца. Наименьшее, чего они дождутся от соседей, если тайна откроется, — поджог избы и позорное изгнание за городские пределы.