А потом старик мельник продал свою мельницу и уехал — решил, что надо ему в город перебираться, к сыну, что отправился учиться, да так в городе и остался. И появился в деревне новый мельник, да не один, а со статною женой и дочкой зеленоглазою — Данутой звали. И была она не то чтоб красавицей — и в кости тонковата, и нос длинноват, а волосы будто огнем полыхают: глянь — и ослепнешь. И конопушками обсыпана, будто ее дождиком солнечным забрызгало. Запечалился Мартин, тих стал и задумчив. Песни теперь из кузни слышались все больше нежные да кручинные, и даже молот звучал как-то по-другому. Потому что приветлива была Данута, и улыбалась ему весело, и шутила с ним — но все так же, как с другими. А кузнец хотел, чтоб улыбалась только ему и песни только для него одного пела. И чтобы ходила с ним за руку вдоль берега и венок ему сплела своими руками — из васильков да мятлика, из мака алого и незабудок синеглазых. А он бы называл ее своим солнышком, и было бы у них детишек четверо — четыре конопатых солнечных зайчика. Они даже во сне ему снились, двое мальчишек и две девочки, кудрявые, как он, и рыженькие, как она.
И вот однажды мелькнуло что-то в дверях кузни. Будто огонек полыхнул. Не поверил Мартин своим глазам: стоит на пороге его любимая. Глаза опустила, косу теребит.
— Заходи, — только и смог сказать.
Но она лишь головой покачала.
Потом осмелилась, глаза подняла и спрашивает:
— А правду у вас говорят, будто ты что пожелается выковать можешь?
— Говорят, — улыбнулся Мартин.
— И… счастье тоже можешь?
— И это говорят, — согласился он.
— А… мне? Выкуешь?
— Тебе? Да я только о том и…
— Тогда сделай мне подарок, Мартин. На свадьбу подарок…
Кинулся он к ней — обнять, к себе прижать и никогда не отпускать больше, никогда не расставаться, а она дальше говорит:
— Ко мне Захар посватался, меховщик. Свадьба скоро, Мартин. Подари нам счастье. А я тебя за то поцелую.
Тут он и остановился — будто на стену наткнулся.
Каждая минутка до свадьбы Дануты с Захаром была для Мартина словно капля раскаленного железа на сердце. Так ему все сердце, видно, и выжгло. Ходил он мрачнее тучи, хмурый да молчаливый, и песен его из кузни больше не слышно было. А Данута и не замечала ничего, к свадьбе готовилась, порхала да глазами стреляла по-прежнему.
А он ковал. Раз попросила любимая — не мог отказать. Только подходил временами к той бочке, что в кузне в землю была вкопана, железо остужать, зачерпывал воды и весь ковш на себя выливал. Тяжело у него та работа шла. Будто и вовсе разучился, все ремесло свое забыл, хуже ученика несмышленого: одну поковку начнет — пережжет ее, по другой трещины пойдут… Но не сдавался Мартин: плюнет, бросит испорченное в лом, ковш на себя опрокинет и заново начинает.
Свадьбу играли, когда по всей деревне яблони цвели. И невеста сама была словно яблонька, нежная; кажется, дунь — и разлетится белыми да розовыми лепестками. Столы, конечно, так в саду и поставили: если свадьбу гулять под яблонями, то и жизнь у молодых будет что яблочко наливное, ровная да сладкая. Поздравляли молодых, зерном осыпали, песни пели свадебные, все как полагается. Тут и Мартин подоспел со своим подарком.
— Прими от меня, Данута, безделицу… на счастье.
И ахнули гости, жених заулыбался, а у невесты веснушки будто еще ярче засветились. Такой красоты Мартин еще ни разу не сотворял. Деревце с локоть высотой — яблоня с ветками тонкими, легкими, вся цветами усыпанная, а на ветках две пташки сидят, друг к другу тянутся. К нижней ветке качели привязаны, а на качелях девчушка сидит, одуванчиком играет. Тронешь — и качаются качели, а платьице будто от ветра шевелится.
— Спасибо тебе, Мартин, — сказала невеста.
— Поцелуй с тебя, как обещала. — Горло у него перехватило, но сказал что хотел.
Взглянула Данута на жениха, тот кивнул — мол, раз обещала, что ж, с одного поцелуя не убудет. Собиралась она кузнеца в щеку чмокнуть, по-сестрински, в знак благодарности, но он посмотрел темно, обнял ее крепко и своими губами к ее губам приник, будто к роднику лесному — и холодная вода, зубы ломит, а не оторваться…
Захар этого, конечно, не вынес. Драка случилась. Но что Мартину драки? Он с молотами шутя управляется, а ручники и вовсе играючи перекидывает. Отступил Захар. И то слово, с кузнецом драться — себя не беречь. Да и Мартин продолжать не стал, одним поцелуем напился да ушел, не стал праздник рушить.
С той поры зарекся кузнец игрушками баловаться. По-прежнему молот в кузне бил, но теперь уж только ради пользы да необходимости. Топор справить если, нож или там кольцо дверное — всегда пожалуйста, а о пустяковинах и не проси, того гляди осерчает да прогонит прочь. Ищи тогда себе кузнеца где подальше.