— Этой, батюшка, еще не видел. А надо посмотреть!
— Ну, иди, раз надо! — Иверень развел руками. — Дело молодое…
Когда Былятиха с парнем вошли, Гостейка сидела на скамье возле окошка. Проворная Былятиха перед уходом успела раскроить ей новую рубашку и посадила было шить, но оказалось, что ее приемная дочь не умеет держать в руках иголку. Зато все в доме было прибрано, посуда вычищена, и трава на полу благоухала свежестью, точно была сорвана только что.
— Ах, умница моя! — воскликнула Былятиха. — Ты и за травой за новой сходила! Когда же успела! Вот, гляди, какая у тебя жена будет проворная!
Она обернулась к Искрену, а он смотрел мимо нее на девушку.
— Я за новой не ходила, это та же все… — прошептала та, тоже глядя на парня.
А он молчал, не зная, что сказать. Такой красоты он не то что не видел, а даже вообразить не мог. В полутьме жилья она сияла каким-то внутренним светом, и даже рассеянные лучи из маленьких окошек казались рядом с ней тусклыми. Высокий стройный стан, белое лицо, синие глаза… Яркий румянец щек и губ… Он подошел ближе, как во сне, и взял ее за руку. Рука была живой, теплой, мягкой, как у всякой девушки, — даже слишком мягкой, будто не знакомой ни с серпом, ни с косой, ни даже с веретеном. Она совсем не напоминала гладкий и прохладный лист кувшинки. И теперь он мог отчетливо разглядеть каждую черту ее лица. Это лицо казалось ему новым, незнакомым, и только какое-то глубинное чувство говорило ему, что они уже встречались. Он не знал, кто перед ним. Берегиня, дочь ночных туманов, не могла быть такой.
— Вот я пришла к тебе, — прошептала она так тихо, чтобы услышал он один. — Люблю тебя, желанный мой, ради тебя на все готова. Бросила я мой дом, моих сестер, все бросила, теперь только ты мой род и только с тобой мой дом. И лента невестина у меня теперь есть, и… дух живой у меня есть. И в сердце моем только ты.
Искрен молчал. Она говорила то же самое, что он слышал от берегини, но перед ним была живая девушка. Да может, это и правда девица из далекого лесного рода, а берегиня просто морочила его?
— Теперь возьмешь меня в жены? — спросила она.
— Возьму, — ответил Искрен.
Он не знал, кто она, да и не хотел знать. Перед ним стояла сама любовь, и теперь он понял, что ее-то он и ждал все это время.
Прошел еще день. Былятиха хозяйничала вместе со своей новой дочкой и подмечала все новые странности. Шить или ткать Гостейка совершенно не умела, иголку сразу роняла, будто не привыкла держать в пальцах такую маленькую вещь, печной ухват вызвал у нее смех и недоумение. Зато горшки и кринки становились безупречно чистыми, стоило ей только к ним прикоснуться. Трава, цветы и березовые ветки, наломанные в начале русальей недели, у всех уже повяли и доживали последний день, а в доме Быляты они оставались совершенно свежими, как будто их только что принесли. На третий день Гостейка расчесывала волосы и заплетала косу уже сама; но гребень после нее оказался влажным, а под лавкой, где она сидела, Неугомон нашел два блестящих «зернышка» и принес их матери. Это были крупные белые жемчужины, которым, конечно, неоткуда было взяться в простой полуземлянке.
Но женщина молчала, стараясь даже не думать о том, что все это значит. Макошь пожалела ее, соткала для нее дочку из весенних цветов, и Былятиха полюбила ее так, как если бы и впрямь родила и растила семнадцать лет. На другой день Искрен опять приходил, не в силах хотя бы день прожить вдали от такой красоты, и тайком наставлял ее, сидя под березой:
— Когда Купала будет, все парни и девки опять в рощу пойдут, где березы завитые. Там заведут хоровод и будут по двое к венку подходить и через него целоваться. Так ты смотри, будут тебя другие звать, ты не ходи, пропускай других вперед и жди меня. Я тебе через венок кольцо дам. А ты мне платок — и значит, мы тобой обручимся. Поняла?
— Поняла! — Гостейка кивала. — Я ни с кем другим и не хочу, я к тебе одному пришла.
Искрен был задумчив, но помалкивал, и, встречаясь ним взглядом, Былятиха видела в его глазах понимание. Чего тут не понять, дескать? Совсем они дикие, эти Лешии, никакого разумения… А если что-то было и не так, совсем не так… А кому какое дело до этого?
Но пока можно было не беспокоиться: Гостейка всем очень нравилась. Девушки Лютичей уже все как одна гордились дивной красотой и чарующим голосом новой сестры: они научили ее двум-трем песням, и никто не мог петь их так красиво, как она. Поэтому утром седьмого дня на русальей неделе, когда пора было выбирать додолу, никто и не сомневался, кому ею быть.
Что такое додола, Гостейка не знала, но, когда ей объяснили, все поняла отлично.